от благоговейного отношения к предмету автора даже иногда заносит в высокий 
стиль. В теме люля-кебаба «слова из Библии почему-то вспомнились» – и цитата. 
Но сочетание Библии и люля-кебаба не коробит, скорее с почтением отмечаешь 
поэтический слух, уловивший перекличку одних и тех же согласных в двух столь 
разных словах.
 Однако общая интонация книги – простодушно-разговорная, чтобы читатель понял, 
как не только приготовить бараньи ребрышки с фасолью и зеленью, но и что делать 
потом: «Все съев, гости пьют из тонких стеклянных стаканов черный чай, 
заваренный под цвет „хвоста петуха“, с мелко наколотым сахаром, и играют в 
нарды». Ну, понятно, не эспрессо же пить, поигрывая в бейсбол. Вот с цветом 
хвоста бы не ошибиться.
 Цель – доходчивость. Объясняя, как насаживать шашлык, Сталик пишет: «Если 
обозначить мясо „О“, а сало – буквой „X“, то на палочке у нас должно получиться 
„ООХОХОО“. Если и дальше сделаем все правильно, то именно эти звуки и будут 
издавать едоки: „оох-о-хоо!“» Запоминаем.
 А уж как полезен совет для переевших: «Вместе с зеленым чаем несчастному 
следует дать тонко порезанного и промытого репчатого лука, спрыснутого уксусом».

 Разгоряченный жаром плиты, автор не только заботлив, но и страстен. Есть вещи, 
через которые он не может, не хочет и никому не советует переступить. Главный 
враг Сталика – мясорубка: «Одного никак понять не могу: для чего бог позволил 
людям сотворить мясорубку?» Здесь он поднимается до истинных художественных 
высот: «Видали вы людей, радостно крошащих телячью вырезку на мелкие кусочки, а 
потом давящих ее в этой мясорубке-соковыжималке? Скажите мне? Ну, тех самых, 
что сильно потом огорчаются из-за того, что фарш у них получился – в мантах или 
пельменях, скажем, – несколько сухим? В жизни я таких людей не видел, но в 
интернете – встречал».
 Сталик и морковку для плова не велит натирать на терке (тем более – запускать 
в кухонный комбайн), но только резать. Что же до мяса, если измельчать его 
чем-нибудь, кроме ножа, то остаются «тряпочного вида раздавленные волокна». 
Только нож оставляет сок в мясе. Должны же быть принципы.
 Например, есть плов можно или ложкой, или руками. «Но только не вилкой! Есть 
плов вилкой – оскорблять повара: дело в том, что хорошо получившийся плов 
должен быть рассыпчатым», а сквозь вилку рассыпчатый плов будет рассыпаться, 
справедливо указывает Сталик.
 Вот от такого, а не от цифр ингредиентов, возникает доверие, без чего нет 
смысла раскрывать кулинарную книгу. От прорвавшихся чувств, когда из 
добросовестности указав более дешевые сорта продуктов, автор почти жалобно 
заклинает: «Честно говоря, я надеюсь, никого из наших читателей не интересует, 
как сэкономить на питании за счет его качества».
 При этом Сталик прочно, как врытый мангал, стоит на земле, зная, с кем и с чем 
имеет дело: «Шашлык можно приготовить практически из любого вида мяса, рыбы или 
птицы и практически с любым видом приправы и даже вовсе без нее. Не бывает 
„неподходящего“ мяса, „неудачной“ приправы, а бывают неправильно подобранные в 
данном конкретном случае методы разделки мяса, маринования и приготовления».
 Очень важный пассаж. Сталик оглядывает весь гастрономический горизонт в целом. 
Тут и виден настоящий мастер, который, в отличие от мелкого любителя с его 
тщательно пестуемой узостью («мариную только в лимоне!»), обладает широтой 
взгляда: все дело лишь в знании и мастерстве. Представим себе Пушкина, 
заявляющего: «Пишу только сонеты». Такой Пушкин нам не нужен.
 Подкупающую и на диво современную глобальную широту на каждом шагу 
демонстрирует этот житель ферганы. Сталик, впрочем, объясняет свой 
гастрономический экуменизм исторически: «В Средней Азии живут чрезвычайно 
кулинарно восприимчивые люди. За сто с небольшим лет тесных контактов с Россией 
и ее народами здесь переняли массу русских, украинских, татарских и даже 
корейских блюд… Тысячелетиями государства Средней Азии граничили и имели самые 
тесные связи с Персией и странами Ближнего Востока…» И дальше – о китайских, 
уйгурских, дунганских, индийских влияниях.
 У Сталика в одном месте элегантно вплетена даже идея кулинарного 
восстановления рухнувшей империи. Он рассказывает, как однажды между Бухарой и 
Самаркандом каракалпаки его накормили несравненным джизом (есть такое блюдо из 
барашка с музыкальным названием – о нем, как и обо всем, рассказано подробно). 
Восхищенный Сталик принялся расспрашивать, каракалпаки стали делиться секретами,
 а потом вдруг спросили: «Скажи, начальник, а СССР еще будет?» Прямой переход 
от джиза к Союзу – более чем логичен. Если и осталась где бывшая империя – так 
на столах.
 С высоты понимания и умения Сталик позволяет себе почти ересь: «Уж лучше 
приготовить из хорошей свежей свинины, чем готовить из абы какой да 
перемороженной говядины, или не готовить вовсе». И так во всей книге – 
сочетание традиционности с космополитичностью. Отдельная главка – о еврейской 
кухне в Средней Азии. Отдельно – объединение традиций плова и кус-куса, то есть 
мостик аж в Северную Африку. Не зря же последняя глава называется «Дастархан на 
перекрестке цивилизаций».
 Кстати, оглавление – само по себе захватывающее чтение, хоть выпускай его 
отдельным изданием. «Обретение казана», «Выбираем и налаживаем», «Лакомые 
кусочки – что остается от барашка?», «При чем тут картошка?», "Халтадаги савот, 
или «Субботний плов в мешке», «Кстати, о переедании», «Люля-кебаб в мундире», 
«Говяжий стейк на узбекский манер»… Все это хочется – и надо! – немедленно 
прочесть и встать к плите (казану, мангалу). Кулинарные книги делятся на те, по 
которым удобно готовить, и те, которые интересно читать. Лучшие – сочетание