|
принцип*. Этот принцип «формулируется» на его экране сознания, который
по-прежнему мажорируется персонажем Y (рис.11). Или в аналитической записи
T+[T(1+x+yx)n]+[T(1+x+yx)ny]x.
Обратим внимание на то, что в этом случае вскрытие принципа не дает
персонажу адекватной картины действивительности с позиции внешнего
исследователя, однако он имеет абсолютно адекватную картину самого себя.
Условимся еще об одном истолковании буквы п. Персонаж может имитировать
некоторую ситуацию, которая с позиции внешнего исследователя подчиняется
определенному закону, однако сам этот закон или принцип персонажем не выделен.
Рассмотрим, например, персонажа
Q=T+[T(1+x+y)n]x.
Мы можем истолковать эту запись как фиксацию факта, что во внутреннем мире Х
работает своеобразная машина, которая последовательно «гонит» параметр п по .
натуральному ряду. В этом случае запись фиксирует динамику процесса во
внутреннем мире, а не фиксацию принципа. В следующем параграфе, в котором мы
будем анализировать «дилемму заключенного», предыдущее выражение будет
пониматься именно в таком смысле.
Рефлексивные многочлены, порождающие дилемму заключенного
Дилемма заключенного является превосходной моделью, показывающей, что
существуют ситуации, когда обыденные представления о рациональном поведении
оказываются неприменимыми. Известный американский исследователь Анатоль
Рапопорт полагает, что дилемма заключенного принадлежит к тем парадоксам,
которые «иногда появляются на интеллектуальном горизонте, как предвестник
важных научных и философских открытий» [26].
Дилемма, открытие которой приписывается американскому исследователю Таккеру,
заключается в следующем. Двух подозреваемых берут под стражу и изолируют друг
от друга. Прокурор убежден в том, что ими совершено серьезное преступление, но
не имеет достаточных доказательств для предъявления им обвинения. Каждому
заключенному говорится, что у него имеется альтернатива: признаться в
преступлении или не признаться.
Если оба не признаются, то прокурор предъявит им обвинение в каком-либо
незначительном преступлении, например, в незаконном хранении оружия, и оба
получат небольшое наказание; если они оба признаются, то суд накажет обоих, но
прокурор не потребует самого строгого приговора; если же один признается, а
другой будет упорствовать, то признавшемуся приговор будет смягчен за выдачу
сообщника, в то время как непризнавшийся получит самое строгое наказание. Любое
решение, которое примет заключенный, неудовлетворительно с точки зрения
рациональности, действительно, если он примет решение не признаваться, а его
партнер признается, то он понесет значительный ущерб. Если же он признается, а
партнер будет молчать, то он также понесет ущерб, по сравнению со случаем, если
бы он не признался.
Мы попытаемся проанализировать некоторые рефлексивные механизмы, которые,
как нам представляется, порождают эту дилемму, но построим другой пример,
который облегчит анализ.
Представим себе следующую условную ситуацию. Пусть Х и Y — противники,
вооруженные пистолетами. Если Х застрелит Y, то Х получит рубль. Если Y
застрелит X, то Y получит рубль. Игроки не несут ни морального, ни юридического
ущерба, если оказываются «убийцами». Решение игроки принимают независимо и не
могут связаться друг с другом. Спрашивается, как они должны поступить. Х
проводит такое рассуждение:
«Предположим, я выстрелю; тогда я либо выиграю рубль, либо погибну. Если я
не выстрелю, я наверняка не выиграю рубль, но вероятность моей гибели не станет
от этого меньше. Ведь мой противник принимает решение совершенно независимо ...
Но противник проведет точно такое же рассуждение и тоже нажмет на спусковой
крючок. Может быть, если я не нажму на крючок, то и он не нажмет на крючок...
Нет, не проходит, ведь наши решения не связаны. Конечно, нам обоим выгодно не
нажимать на спуск. Это он выведет. Он так и поступит! Ага, я выстрелю тогда и
выиграю рубль. Но к такому же решению придет и он...».
В выделенном тексте приведено рассуждение игрока, который пытается принять
решение, и сталкивается с непрерывными противоречиями. Оба варианта решения
одинаково неубедительны. Чтобы выявить причину парадокса, представим себе
следующую ситуацию: пусть те двое, вооруженные пистолетами, разделены
перегородкой из тонкой зеркальной фольги, которая не является препятствием для
пули. Х «видит» своего противника. Х медленно поднимает пистолет и видит, что
модель противника также поднимает пистолет, и на лице модели появляется
угрожающее выражение. Х понимает, что если он нажмет на крючок, то и модель
нажмет на крючок. Поскольку эта модель—единственное средство прогнозировать
поведение своего противника, то свой выстрел порождает и выстрел модели. Х
медленно опускает пиcтолет. Противник также медленно опускает пистолет. «Я
сейчас обману противника, — думает X, — он наверняка пользуется такой же
моделью», — и тут же видит хитроватое выражение на лице модели и
предупредительное движение пистолета.
Текст рассуждения, приведенный ранее, является порождением именно такой
ситуации с зеркалом, когда сам игрок используется как модель своего противника.
Любая мысль, которая приходит ему в голову, автоматически приходит в голову его
сопернику. Они стоят друг перед другом и синхронно рассуждают, синхронно читают
мысли друг друга. Игрока X, принимающего решение по такой схеме, можно
изобразить следующим многочленом:
Qn=T+(Tx+Ty)x+{Tyx+Txy}x+(Txyx+Tyxy)x+ . .
|
|