устройство, изображенное на рис. 69,6, но который не обращает внимание на 
рожицы и стремится описать поведение  системы, изучая только высоты стержней и 
рельефы их концов. Построив  достаточно мощный  математический аппарат, он 
приближенно «схватит» основные закономерности системы. Назовем его Физиком. 
Далее представим себе исследователя, который не выделил полос. Он выделил 
рожицы как отдельный феномен и «изучает их эволюцию во времени, корреляции 
искажения структур и т.д. Назовем его Биологом. Теперь представим себе третьего 
исследователя, который интересуется выражением лиц этих рожиц, он отождествляет 
их с самим собой, пытается реконструировать их отношение друг к другу и к 
действительности, создает типологию выражений лиц. Назовем его Психологом. У 
каждого из этих исследователей своей особый предмет, свои средства изображения, 
свои языки общения.
    Теперь представим себе четвертого исследователя, который владеет целостной 
конфигурацией. Он уже не является ни Физиком, ни Биологом, ни Психологом. Его 
модель позволяет ему объяснить задачи, лежащие перед Физиком, Биологом и 
Психологом, поскольку они владеют некоторыми проекциями его конструкции. 
Монтажные и функциональные задачи, как различные, исчезают, поскольку причину 
биологического функционирования он видит в физической картине, а механизм 
физического движения полосок объясняет восстановительной работой рожиц. Наконец,
 эта модель обладает некоторыми чертами картин, которые создает художник. 
Рожицы улыбаются. Рожицы грустят, т.е. в самой конструкции модели присутствует 
определенное семиотическое пространство. Исследователь может подключаться к 
псевдокоммуникационным связям. В этой картине мира могут существовать уже не 
только биологические объекты, но и объекты, сравнимые с исследователем по 
совершенству. В моделях такого типа исследователь, в конце концов, сможет 
«выводить» самого себя.


ПРИЛОЖЕНИЕ
НА ПУТИ К ПСИХОГРАФИЧЕСКОЙ МАТЕМАТИКЕ
    Успехи использования математики в психологии весьма скромны. Если ее 
применение в небесной механике было одновременно триумфом и математики, и 
астрономии, то применение ее к психическим феноменам не породило сколько-нибудь 
значительных психологических и математических идей. Психолог склонен обвинить 
математика в крайнем примитивизме, а математик, в свою очередь, иронически 
относится к психологу, полагая (и часто не без оснований), что психологу просто 
неизвестно, что такое теоретическая работа.
    Математик убежден, что его орудие, многократно проверенное в схватках с 
Природой, не подведет его и здесь. Как мне кажется, он ошибается: современная 
математика плохо приспособлена для употребления в психологии. Она не позволяет 
регистрировать содержание внутреннего мира человека. Пока содержание 
внутреннего мира лучше всего удается отражать художникам и литераторам. Но язык 
искусства лишь в ограниченной форме может быть использован в научной работе, 
поскольку он лишен необходимой унифицированности. В рамках европейской культуры 
художественное творчество как раз направлено на разрушение системы унификации 
;и стереотипов. Если некоторая «внешняя» структура внутреннего мира может быть 
отражена на языке математических структур, например, — посредством 
использования рефлексивных многочленов, то содержание ее элементов, которое 
делает эту структуру «живой», отражено быть не может: необходима особая 
знаковая система, которая бы позволила в непосредственной форме 
«презентировать» внутренний мир человека.
    Ниже мы изложим один возможный 'подход к решению этого вопроса в рамках 
исследования рефлексивных процессов.
    Алгебраический язык .позволяет нам изображать статику рефлексирующих систем.
 С его помощью удается отразить структуру системы и закономерности ее изменения.
 Но символ Тх безлик. В этом и-сила, и слабность идеи структуры. Сила—потому, 
что удается найти крайне абстрактное и универсальное средство изображения: член 
Тх .может быть картиной, которая «видна» с позиции отдельного индивида, .
военного штаба или даже целой культуры. Сла.бость — в том, что 'мы на этом или 
на любом другом математическом языке яе можем отразить' специфику 'картины, 
лежащей перед персонажем. Ведь реальный х «видит» не Т\ Перед ним— реальность, 
иногда .враждебная, иногда безразличная, иногда радостная и искрящаяся. Как это 
содержание изобразить обобщенно и в то же 'время так, чтобы удалось отразить 
тонкие различия и оттенки?
    Рассмотрим, например, многочлен
    Т+(Т+Тх+Ту+Тху)z.
    Мы имеем достаточно подробное структурное описание внутреннего мира 
персонажа. Символы Т, х, у, г должны быть истолкованы. Их значение, в рамках 
математической идеологии, всегда безотносительно к графике самих знаков: 
алгебраические знаки всегда обозначают, но никогда не изображаю т. Такова 
особенность «семиотики» современной математики.
    Мы откажемся от математической традиции .использовать алгебраический знак 
как средство обозначения и заставим его изображать «содержания», лежащие перед 
персонажами. Для того, чтобы знак был универсальным, нам необходимо отказаться 
от выражения им какого бы то ни .было предметного содержания. Он должен 
выражать экспрессивное отношение исследуемого персонажа к действительности и к 
другим персонажам. 'Как это экспрессивное отношение передать? А что если роль 
такого знака поручить обыкновенной рожице (рис. 1). Рожица 1 выражает 
направленный испуг; рожица 2 — тупую покорность; рожица 3 — женское начало; 
рожица 4 — глупую доверчивость; рожица 5 — равнодушный интеллект. Я убежден,