Пришел хозяин, а коза про все ему и рассказала: вишь, она все-то видела седьмым 
глазком. Хозяин осердился, кликнул своих слуг, и прогнали мужика взашей.
Побрел он к тому самому месту, где была горошинка: глянул – нет горошинки. Что 
будешь делать? Начал собирать паутину, что летает летом по воздуху; собрал 
паутину и свил веревочку; зацепил эту веревочку за край неба и стал спускаться. 
Спускался, спускался, хвать – веревочка вся, и до земли еще далеко-далеко; он 
перекрестился – и бух!
Летел, летел и упал в болото.
Долго ли, коротко ли сидел он в болоте (а сидел он в болоте по самую шею), 
только вздумалось утке на его голове гнездо свить; свила гнездо и положила яйца.

Мужик ухитрился, подкараулил утку и поймал ее за хвост. Утка билась, билась и 
вытащила-таки мужика из болота.
Он взял и утку и яйца, принес домой и рассказал про все жене.


Не то чудо из чудес,
Что мужик упал с небес;
А то чудо из чудес,
Как он туда залез!


Как у нас на селе заспорил Лука с Петром, сомутилася вода с песком, у невестки 
с золовками был бой большой; на том на бою кашу-горюху поранили, киселя-горюна 
во полон полонили, репу с морковью подкопом взяли, капусту под меч приклонили. 
А я на бой не поспел, на лавочке просидел.
В то время жили мы шесть братьев – все Агафоны, батюшка был Тарас, а матушка – 
не помню, как звалась; да что до названья? Пусть будет Маланья. Я-то родом был 
меньшой, да разумом большой.
Вот поехали люди землю пахать, а мы, шесть братьев, руками махать. Люди-то 
думают: мы пашем да на лошадей руками машем, а мы промеж себя управляемся. А 
батюшка навязал на кнут зерно гречихи, махнул раз-другой и забросил далеко.
Уродилась у нас гречиха предобрая. Люди вышли в поле жать, а мы в бороздах 
лежать; до обеда пролежали, после обеда проспали и наставили много хлеба: 
скирда от скирды, как от Казани до Москвы. Стали молотить – вышла целая горсть 
гречихи.
На другой год батюшка спрашивает:
– Сынки мои возлюбленные, где нам нынче гречиху сеять?
Я – брат меньшой, да разумом большой, говорю батюшке:
– Посеем на печке, потому что земля та порожняя; все равно круглый год гуляет!
Посеяли на печке, а изба у нас была большая: на первом венце порог, на другом 
потолок, окна и двери буравом наверчены. Хоть сидеть в избе нельзя, да глядеть 
гожа.
Батюшка был тогда больно заботлив, рано утром вставал – чуть заря занимается, и 
все на улицу глазел. Мороз-то и заберись к нам в окно да на печку; вся гречиха 
позябла. Вот шесть братьев стали горевать, как гречиху с печи собирать? А я – 
родом хоть меньшой, да разумом большой.
– Надобно, – говорю, – гречиху скосить, в омет свозить.
– Где же нам омет метать?
– Как где? На печном столбе: место порожнее.
Сметали большой омет.
Была у нас в дому кошка лыса: почуй она, что в гречихе крыса, бросилась ловить 
и прямо-таки о печной столб лбом пришлась; омет упал да в лохань попал. Шесть 
братьев горевать, как из лохани омет убирать? На ту пору пришла кобыла сера, 
омет из лохани съела; стала вон из избы бежать, да в дверях и завязла: 
таково-то с гречихи у ней брюхо расперло! Задние ноги в избе, а передние на 
улице. Зачала она скакать, избу по улице таскать; а мы сидим да глядим, что-то 
будет!
Вот как брюхо, у кобылы-то опало, я сейчас в гриву ей вцепился, верхом на нее 
ввалился и поехал в кабак. Выпил винца, разгулялся добрый молодец; попалось мне 
в глаза у целовальника ружье славное.
– Что, – спрашиваю, – заветное аль продажное?
– Продажное.
Ну, хоть полтину и заплатил, да ружье купил.
Поехал в дубовую рощу за дичью; гляжу: сидит тетерев на дубу. Я прицелился, а 
кремня-то нет! Коли в город за кремнем ехать – будет десять верст; далеко; 
пожалуй, птица улетит. Думаючи этак сам с собою, задел невзначай полушубком за 
дубовый сук; кобыла моя рванула с испугу да как треснет меня башкой о дерево – 
так искры из глаз и посыпались! Одна искра упала на полку, ружье выстрелило и 
убило тетерева; тетерев вниз упал да на зайца попал; а заяц сгоряча вскочил, да 
что про меня дичины набил!
Тут я обозом в Саратов отправился; торговал-продавал, на пятьсот рублев дичины 
сбывал. На те деньги я женился, взял себе славную хозяюшку: коли вдоль улицы 
пройдет, всю подолом заметет; малые ребятишки встречают, поленьями кидают. Не 
надо покупать ни дров, ни лучины; живу себе без кручины.

Уродился я ни мал, ни велик – всего-то с игольное ушко, не то с приворотную 
надолбу. Пошел я в лес, самое дремучее дерево рубить – крапиву. Раз тяпнул – 
дерево качается, в другой тяпнул – ничего не слышно, в третий тяпнул – выскочил 
кусок мне, добру молодцу, в лобок. Тут я, добрый молодец, трои сутки пролежал;