[324]


«Батюшка, жениться хочу, матушка, жениться хочу!» — говорил добрый мо?лодец. 
«Женись, дитятко!» И женился, выбрал себе бабу длинную, черную, косую; 
понравилась сатана лучше ясного сокола?, и пенять не на кого, сам себе виноват! 
Живет с нею и кулаком слезы утирает. Пошел раз на сходку, где судят да рядят; 
постоял там и воротился домой. «Что шлялся, — спросила косая баба, — что 
слышал?» — «Да говорят: новый царь настал, новый указ наслал, чтоб жены мужьями 
повелевали». Он думал пошутить, а она и на ус замотала. «Ступай, — говорит, — 
на речку рубахи мыть, да возьми веник — хату подмети, да сядь к люльке — дитя 
закачай, да щи, кашу свари, пироги замеси!» Муж хотел было молвить: «Что ты, 
баба! Мужицкое ли это дело?» — Да как взглянул на нее — холодом облило, язык к 
горлу пристал. Потащил белье, замесил пироги, хату вычистил, и ничем не угодил.
Прошел год и другой; наскучило добру мо?лодцу в хомуте ходить, да что делать? 
Женился — навек заложился! А век-то может, надолго протянется.
С горя выгадал выгадку. Была в лесу яма глубокая, конца-дна не видать; взял он 
— заклал ее сверху палочками, затрусил соломкою; приходит к жене и сказывает: 
«Ты не знаешь, жена, как в лесу-то клад есть — и звенит, и гремит, и золотом 
рассыпается, а в руки никак не дается; я подошел было к нему, нос с носом стоял,
 дак мне не дался — посылай, говорит, жену!» — «Ну, пойдем, пойдем! Я возьму, а 
тебе шиш!» Пошли в лес. «Тише, баба! Тут провальная земля, отсюда клад выйдет». 
— «Ах ты, дурень мужик! Всего боишься. Вот как я-то прыгну!» Прыгнула на солому 
и провалилась в яму. «Ну, ступай! — молвил муж. — Я теперь отдохну».
Отдыхал он месяц и другой, а там и скучно стало без косой. Выйдет в лес, выйдет 
в поле, подойдет к речке — все об ней думает: «Может, стала она и тиха и 
смирна; дай-ка выну опять!» Навязал коробью, опустил под землю; слышит — села, 
тянет вверх, вот и близко... глядит, ан в коробье чертенок сидит! Мужик 
испугался, чуть веревки из рук не выпустил. Взмолился чертенок, закричал ему 
вслух: «Вынь меня, мужичок! Твоя жена всех нас замучила, загоняла. Повелишь что 
творить, стану тебе вечно служить; вот хоть сейчас побегу в боярские хоромы, 
мигом заварю кашу, буду днем и ночью стучать да бояр выживать, а ты скажись 
знахарем, приди, закричи на меня — я выскочу и уйду. Ну, ты и греби деньги 
лопатою!» Мужик вытащил коробью; чертенок выпрыгнул, отряхнулся — и поминай как 
звали! В тот же день в боярском дому все пошло наизворот. Стали искать доку: 
добрый мо?лодец вызвался докою, выгнал черта и получил плату хорошую.
Скоро пронесся слух, что у князя во дворце, в высоком тереме завелись домовые и 
не дают княжнам покою. Из конца в конец разослали по всей земле гонцов 
звать-собирать знахарей. Со всех царств собрали — нет проку, домовые стучат и 
гремят. Пришел и наш дока, узнал старого знакомого, стал на чертенка и кричать 
и плевать; чертенок и не думает бежать, полюбилось ему в княжем терему жить. 
«Погоди ж, когда так! — закричал дока. — Эй, косая баба! Подь сюда». Тут 
чертенок не высидел и со всех ног махнул из-за печки вон. Доке честь, доке 
слава, дока деньги гребет; но недаром говорят, что и в самом раю тошно жить 
одному. Сгрустнулось добру мо?лодцу, и пошел опять косую искать. Навязал 
коробью и опустил в яму: баба села, он и потащил ее кверху. Вот уж близко! Баба 
вверх подымается, а сама зубом скрипит да кулаками грозит. Со страстей 
затряслись у мужика руки, сорвалась коробья — и загремела косая баба 
по-прежнему в ад.




№437
[325]


Зла жена худо с мужем жила, ничего мужа не слушала. Велит муж работать, так она 
трои сутки спит; велит спать, так нисколько не спит. Велит муж пироги пе?чи, а 
она вздумает на полати ле?чи; не велит муж печку топить, а она нарочно истопит 
и выпечет оладий целое ведро. Долго муж с ней бился, и пошел раз по смородину, 
набрался смородины и пришел домой.
Жене стало завидно, она и сама взяла корзинку большую-пребольшую и пошла по 
смородину. Муж говорит: «Не ходи!» — «Нет, нарочно пойду!» Зла жена дошла до 
смородинника, не успела сорвать двух ягод, как провалилась в яму, где черти 
сидели да горшки лепили.
Прошла неделя. Муж говорит: «Дай схожу, посмотрю — что сделалось с женой?» 
Подходит к смородиннику и слышит в яме страшный крик и визг. Один из чертей 
закричал: «Крестьянин! Вытащи нас отсюдова; зла жена пришла, всех нас приела, 
прикусала; вытащи! Я сам те службу сослужу». Жалко стало крестьянину черта; он 
спустил в яму веревку и вытащил оттуда черта.
Черт с крестьянином заключил вот какое условие: пойдут они в большой город 
Вологду; черт будет селиться в жены знатных купцов и бояр, а крестьянин лечить. 
Дошли они до города. Черт то в ту, то в другую женщину селится, и всякая только 
примет в себя черта, так и взбеленится, точно с ума сойдет. Придет крестьянин и 
точно водой смоет, вылечит — как вылечит.
Крестьянину славное житье; везде его принимают, кормят пирогами и рогульками; 
умирать не надо! Черту стало завидно; поселился он в дочь воеводы и не выходит 
оттуда. Крестьянин лечит, а толку нет; и выдумал он вот какую хитрость: велел, 
чтоб все горожане и лакеи с кучерами бегали по улице и кричали благим матом: