кой-когда бывала ворожа.
Как хватились хозяева своих лошадушек, давай искать, и долго бились они 
сердечные, да нигде не нашли. Вот и гуторят: «Что делать? Надоть

найти знахаря, чтобы поворожить, хошь
[144]
бы и заплатить ему не больно так много, чтобы найти их». Вот и вспомнили про 
старуху, да и говорят: «Сем-ка
[145]
пойдем к ней, попросим поворожить; авось она и скажет нам об них что-нибудь». 
Как сказано, так и сделано. Вот и пришли к старухе да и бают: 
«Бабушка-кормилица! Мы слыхали от добрых людей, что ты кой-чем маракуешь, 
умеешь гадать по картам и по ним смекаешь, как по-писаному: поворожи-ка и нам, 
родимая! У нас пропали лошадушки». Вот бабушка и кажет им: «Ох, батюшки мои 
светы, да у меня и мочушки-то
[146]
нет! Удушье, родимые мои, меня замучило». А они ей кажут: «Эка, бабушка, 
потрудись, желанная ты наша! Это не дарма?
[147]
, а мы тебе за работу заплатим».


Вот она, переминаясь и покашливая, расклала карты, посмотрела на них долго и 
кажет им (хошь ничего не знала, да делать нечего; голод не свой брат, 
уму-разуму научит): «Эка притча
[148]
. Подумаю. Глядь-ка сюда, мои батюшки! Вот, кажись, ваши лошадушки стоят в 
этаком-то месте, в кусте привязаны». Вот хозяева обрадовались, дали старухе за 
работу и пошли себе искать своих животинушек
[149]
. Пришли в сказанному кусту, а там уж их лошадей-то и нет, хошь и было заметно 
то место, где были привязаны лошади, потому что отрезан гуж от узды и висит на 
кусте, да и сена навалено, чай, немало. Вот они пришли, посмотрели, а их и след 
простыл; взгоревались бедняги и не знают, что и делать; подумали меж собой и 
опять отправились к старухе: коли раз узнала, то и теперь скажет.

Вот пришли опять к старухе, а она лежит на печи да уж так-то кряхтит да охает, 
что и невесть какая болесть на ее приключилась. Они стали ее униженно просить 
еще им поворожить. Она было опять по-прежнему стала отнекиваться, говоря: «Мочи 
нет, и старость-то осилила!» — а все для того, чтобы больше дали ей за труды-то.
 Они обещали, коли найдутся, ничего не жалеть для ней, и теперича дать покель 
поболе. Вот старуха слезла с печи, покрёхтывая и кашляя, раскинула опять карты, 
призадумалась, посмотрела на них и гуторит: «Ступайте, ищите их в этакой-то 
лощине, они там, кажись, ходят, точнехонько ваши!» Хозяева дали ей с радости за 
работу оченно довольно и пошли от ней опять искать. Вот пришли они в лощину, 
глядь — а там их лошади ходят целехоньки; они взяли их и повели домой.
Вот и пошла про старуху великая слава, что, мол, такая-то ворожея умеет 
ворожить во? как: что ни скажет — быть делу так. Эта слава распространилась 
далеко, и дошел этот слух до одного боярина, у которого пропал целый сундук 
денег неизвестно куды. Вот как он услыхал, да и послал за бабушкой-ворожейкой 
свою карету, чтоб ее к нему привезли непременно, будь она хошь как больна; а 
послал двух своих людей — Самона да Андрюху (они-то и сдули эти деньги у 
барина). Вот они приехали

к бабке и почти силом
[150]
ее посадили в карету и повезли к барину. Дорогой бабушка начала тосковать, 
охать и вздыхать, и гуторит про себя: «Охо-хо-хо! Кабы не мамон
[151]
да не брюхо, где бы этому делу сбыться, чтобы мне ворожейкой быть и ехать в 
карете к боярину для того, чтобы он меня запрятал туда, куда ворон и костей 
моих не занес. Ох, плохо дело!»


Самон это подслухал, да и кажет: «Чуешь
[152]
, Андрюха! Старуха о сю пору что-то про нас бормочет. Кажись, плохо дело 
будет!» Андрюха ему гуторит: «Что ты так сробел, может это так тебе со страстей 
почудилось». А Самон ему бает: «Послухай-ка сам, вот она опять что-то гуторит». 
А старуху самоё берет страх и горе: вот она, посидя немного, опять свое 
твердит: «Охо-хо-хо! Коли б не мамон да не брюхо, где бы этакой оказии 
сбыться!» Вот ребята давай прислухивать, что старуха бормочет: а она, посидя 
немного, опять за свое примется: «Мамон да брюхо» — и бесперечь со страстей
[153]
все свое несет. Как ребята это услыхали, и оторопь сильно взяла: что делать? да 
и загуторили промеж себя, что надоть бабушку упросить как можно, чтобы она не 
болтнула этого боярину, а то старая все твердит: «Кабы не Самон да не Андрюха, 
где бы этакой оказии сбыться?» Они, окаянные, со страстей-то не разобрали, что 
старуха гуторит о мамоне да о брюхе, а не Самоне да Андрюхе.