неминучую, ухватился за мачту и повел корабль под воду, отплыл от неприятеля с 
версту и вынырнул наверх. Доложили про то дело царю, и царь отпустил его на 
волю. Ходит бурлак по всему царству; только про Иванушку слава хороша, а в 
кармене нет ни гроша! Да уж что говорить про деньги, коли не было у него ни 
кола, ни двора, принужден был искать себе квартиру, где бы от темной ночи 
укрыться, от дождя схорониться.
Нашел он квартиру у отставного солдата и зачал с ним уговариваться: «Я, — 
говорит, — буду у тебя только по ночам ночевать, а днем стану промышлять да 
хлеб добывать; а ты себе знай денежки получай: за каждую ночь по целковому». 
Солдат — не богат, куда деньгам рад! И вспало ему на разум купить себе ларчик, 
закрыть его наглухо, а сверху прорезать малую дырочку и класть туда рублевки на 
сохрану. Так и сделал; за всякую ночь дает ему бурлак по целковому, а он все в 
ларчик да в ларчик. «Кажись, много накопил, — думает он однажды, — время-то 
прошло немалое, дай посмотрю: много ли у меня рублевиков? А ведь мой бурлак, 
стало быть, совсем дурак; не ест, не пьет, а кажную ночь по целковому несет! 
Где только он деньги берет?»
Открывает солдат ларчик, а в нем и не пахнет деньгами: одни щепки лежат. И 
вышел у хозяина с постояльцем большой тогда спор; один божится, что чистым 
серебром давал, а другой говорит: «Ну, брат, не знал, что ты этакой мошенник! Я 
бы тебя и на квартиру не пускал, а то, вишь, все время даром простоял; чего у 
тебя взять? Как добрым людям сказать?» Отправился солдат в суд и стал просить, 
чтоб его с бурлаком рассудить. Судьи думали-думали, ничего не выдумали; 
приказали обоим им руки связать да к царю отослать. Царь Агей стал спрашивать у 
солдата: какие деньги он брал и куда клал? «Я брал ходячею серебряною монетою и 
клал в сундучок, чтоб не терся бочок». Царь Агей захохотал, наскоро за 
сундучком послал. Принесли ларчик, отперли, поглядели, а в нем лежат всё 
целковики, да такие новые — словно с молотка сейчас! Царь Агей на солдата 
напустился, закричал: «Ты зачем бурлака оболгал?» и приказал его взять да 
плетьми наказать. Ивану-бурлаку стало жаль солдата, просит у царя, чтоб его не 
бил: «Это, — говорит, — я над ним шутку сшутил». Царь спрашивает: «Неужли ты 
сможешь этак шутить?» — «Смогу, ваше царское величество!» — «А ну, пошути надо 
мною». — «Я бы рад, да боюсь — достанется». — «Ничего не достанется! Вот тебе 
Микола порукою».
Тотчас напустил бурлак полон дворец воды; сенаторы всполошились, тонуть-то 
никому не хочется, чуть не плачут со страху! А к царскому месту подплывает 
лодка. «Царь Агей, — говорит Иван-бурлак, — сядем в лодку да поедем гулять». 
Сели и поехали; понесло их ветром в открытое море, а на море поднялась такая 
сильная буря, что долго они живота себе не чаяли; потом буря помаленьку стихла, 
и прибило лодку к одному острову. Вышел царь на землю, ступил шага два-три, 
оглянулся назад — нет ни лодки, ни Ивана-бурлака. Задумался царь Агей: «Куда 
мне теперь идти?» И пошел вдоль берега; шел-шел и попал в большой город. Видит 
он: несет баба жареную баранину продавать. «Голубушка, — говорит царь, — найми 
меня: я стану тебе служить, стану за тобой баранину носить». — «Что возьмешь?» 
— «Ничего, только хлебом корми». Баба согласилась, и пошли они вдвоем по городу.

Царь нес-нес баранину, захотелось ему попробовать, взял кусок и давай есть. Тут 
со всех сторон обступили его прохожие, начали приставать да спрашивать: «Что ты 
ешь?» — «Жареную баранину». — «Какая баранина! Это человечья рука. Вишь какой 
людоед появился!» Схватили его, связали по рукам и по ногам и посадили в острог.
 Стали опосля? судить, и присудили предать его смертной казни; привели на 
помост, положили голову на плаху, палач взял в руки топор, замахнулся... «Ай!» 
— закричал царь Агей. Сенаторы повскакивали со стульев: «Что так громко 
изволили закричать?» — «Еще бы не кричать: чуть-чуть палач головы не отсек!» — 
«Что вы это, ваше величество! Какой палач? Вы сидите во дворце, на своем на 
царском месте, и нас всех собрали судить Ивана-бурлака». — «А ты здесь еще, 
проклятый, — грозно сказал царь Агей, — жаль мне, что Миколу дал в поруки, а то 
б велел тебя повесить. Вон из моего царства, чтоб твоего и духу не было 
слышно!» Тотчас же отдан был приказ по всему царству, чтоб никто не смел 
принимать в свой дом Ивана-бурлака. Долго бродил он без пристанища; во все 
дворы заходил — нигде не пускают.
Вот однова? приходит бурлак в деревню и просится к мужику. «Царь не велел!» — 
говорит мужик. «Пусти, добрый человек!» — «Сказано; нельзя! Коли пущу, так 
разве за сказку, я до них большой охотник». — «Пожалуй, хоть за сказку». Мужик 
пустил его, накормил-напоил, и полезли оба на полати. «Ну, сказывай сказку!» — 
пристает хозяин к Ивану-бурлаку, а тот ему в ответ: «Посмотри-ка на себя, кто 
ты стал?» Мужик посмотрел на себя: как есть медведь! «Посмотри и на меня; ведь 
и я такой же!» — «Как же нам быть? Ведь нас, пожалуй, убьют!..» — «Небось!»
На полатях-то было окно; вот Иван-бурлак толкнул хозяина за окно, и сам за ним; 
побежали в лес. Увидали их охотники и погнали вслед.
«Что теперь делать?» — спрашивает мужик. «Садись в дубовое дупло, а я возле 
сяду; коли охотники прискачут, меня убьют да сдерут мою шкуру — ты выскочи из 
дупла, перекувырнись через шкуру — и будешь опять человеком». Только успел 
рассказать, наскакали охотники, убили медведя, сняли с него шкуру и пошли к 
речке руки мыть.
Мужик увидал, что они ушли, выскочил из дупла, перевернулся раз — и полетел с 
полатей наземь, больно ушибся, и говорит сам с собой: «Праведно повелел царь 
Агей, чтоб тебя нигде не пускали!» А Иван-бурлак кричит с полатей: «Что, хозяин,
 видно, крепко уснул!» — «Где ты, окаянный? Ведь тебя убили и шкуру сняли?» — 
«Неправда, я жив, и шкура цела!» Тут хозяин выгнал его взашей из дому. 
Иван-бурлак шатался, шатался и ушел в иное царство.