рассказал, как прожил он отцовское имение и как ни в чем таки ему счастья нет: 
«Где ни наймусь, дальше половины срока не удается мне выжить!» Царь пожалел его,
 не стал за вину наказывать; назвал его Бездольным, велел приложить ему в самый 
лоб печать, ни подати, ни пошлины с него не спрашивать, и куда бы он ни явился 
— накормить его, напоить, на ночлег пустить, но больше одних суток нигде не 
держать. Тотчас по царскому приказу приложили купеческому сыну печать ко лбу; 
отпустил его царь. «Ступай, — говорит, — куда знаешь! Никто тебя не захватит, 
ничего с тебя не спросят, а сыт будешь». Пошел Бездольный путем-дорогою; куда 
ни явится — никто у него ни билета, ни пашпорта не спрашивает, напоят, накормят,
 дадут ночь переночевать, а наутро со двора в шею гонят.
Долго ли, коротко ли бродил он по белу свету, случилось ему в темный лес зайти; 
в том лесу избушка стоит, в избушке старуха живет. Приходит к старухе; она его 
накормила-напоила и добру научила: «Ступай-ка ты по этой дорожке, дойдешь до 
синя моря — увидишь большой дом; зайди в него и сделай вот так-то и так-то». По 
сказанному, как по писаному, пустился купеческий сын по той дорожке, добрался 
до синя моря, увидал славный большой дом; входит в переднюю комнату — в той 
комнате стол накрыт, на столе краюха белого хлеба лежит. Он взял нож, отрезал 
ломоть хлеба и закусил немножко; потом взлез на печь, заклался дровами, сидит — 
вечера дожидается.
Только вечереть стало — приходят туда тридцать три девицы, родные сестрицы, все 
в один рост, все в одинаковых платьях и все равно хороши. Большая сестра 
впереди выступает, на краюху поглядывает. «Кажись, — говорит, — здесь русский 
дух побывал?» А меньшая назади отзывается: «Что ты, сестрица! Это мы по Руси 
ходили да русского духу и нахватались». Сели девицы за стол, поужинали, 
побеседовали и разошлись по разным покоям; в передней комнате осталась одна 
меньшая, тотчас она разделась, легла на постель и уснула крепким сном. Тем 
временем унес у нее добрый мо?лодец платье.
Рано поутру встала девица, ищет — во что бы одеться: и туда и сюда бросится — 
нет нигде платья. Прочие сестры уж давно оделись, обернулись голубками и 
улетели на сине море, а ее одну покинули. Говорит она громким голосом: «Кто 
взял мое платье, отзовись, не бойся! Если ты старый старичок — будь мой дедушка,
 если старая старушка — будь моя бабушка, если пожилой мужичок — будь мой 
дядюшка, если пожилая женщина — будь моя тетушка, если же молодой молодец — 
будь мой суженый». Купеческий сын, слез с печки и подал ей платье; она тотчас 
оделась, взяла его за руку, поцеловала в уста и промолвила: «Ну, сердечный 
друг! Не время нам здесь сидеть, пора в путь-дорогу собираться, своим домком 
заводиться».
Дала ему сумку на плечи, себе другую взяла и повела к погребу; отворила двери — 
погреб был битком набит медными деньгами. Бездольный обрадовался и ну загребать 
деньги пригоршнями да в сумку класть. Красная девица рассмеялась, выхватила 
сумку, вывалила все деньги вон и затворила погреб. Он на нее покосился: «Зачем 
назад выбросила? Нам бы это пригодилося». — «Это что за деньги! Станем искать 
получше». Привела его к другому погребу, отворила двери — погреб был сполна 
серебром навален. Бездольный пуще прежнего обрадовался, давай хватать деньги да 
в сумку класть; а девица опять смеется: «Это что за деньги! Пойдем, поищем чего 
получше». Привела его к третьему погребу — весь золотом да жемчугом навален: 
«Вот это так деньги, бери, накладывай обе сумки». Набрали они золота и жемчуга 
и пошли в путь-дорогу.

Близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли — скоро сказка сказывается, не скоро 
дело деется — приходят в то самое царство, где купеческий сын на заводе жил, 
вино курил. Царь его узнал: «Ах, да это ты, Бездольный! Никак ты женился, ишь 
какую красавицу за себя выискал! Ну, коли хочешь — живи теперь в моем царстве». 
Купеческий сын стал с своей женой советоваться, она ему говорит: «На честь не 
гребись, с чести не вались!
[166]
Нам все равно — где ни жить; пожалуй, и здесь останемся». Вот они и остались 
жить в этом царстве, завелись домком и зажили ладком.

Прошло немного времени, позавидовал их житью-бытью ближний царский воевода, 
пошел к старой колдунье и говорит ей: «Послушай, бабка! Научи, как бы извести 
мне купеческого сына; называется он Бездольным, а живет вдвое богаче меня, и 
царь его жалует больше бояр и думных людей, и жена у него красота ненаглядная». 
— «Ну что ж! Пособить этому делу можно: ступай к самому царю и оговори перед 
ним Бездольного: так и так, дескать, обещается он сходить в город Ничто, 
принести неведомо что». Ближний воевода — к царю, царь — за купеческим сыном: 
«Что ты, Бездольный, по сторонам хвастаешь, а мне ни гу-гу! Завтра же 
отправляйся в дорогу: сходи в город Ничто, принеси неведомо что! Если не 
сослужишь этой службы, то жены лишен».
Приходит Бездольный домой и горько-горько плачет. Увидала жена и спрашивает: «О 
чем плачешь, сердечный друг? Разве кто тебе обиду нанес, али государь чарой 
обнес, не на то место посадил, трудную службу наложил?» — «Да такую службу, что 
трудно и выдумать, а не то что исполнить; вишь, приказал мне сходить в город 
Ничто, принести неведомо что!» — «Нечего делать, с царем не поспоришь; надо 
идти!» Принесла она ширинку да клубочек, отдала мужу и наказала, как и куда 
идти. Клубочек покатился прямехонько в город Ничто; катится он и полями чистыми,
 и мхами-болотами, и реками-озерами, а следом за ним Бездольный шагает.
Близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли — стоит избушка на курьей ножке, на 
собачьей голяшке. «Избушка, избушка! Повернись к лесу задом, ко мне передом». 
Избушка повернулась; он отворил дверь на пяту?; зашел в избушку — сидит на