в третью еще громче». Иван купеческий сын поблагодарил ягую и отправился дальше.

Шел-шел, долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, наконец увидал избушку — 
стоит в чистом поле, на куричьих голяшках повертывается; взошел — и тут 
баба-яга. «Фу-фу! Русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а ныне 
сам пришел!» — сказала ягая и побежала зубы точить, чтобы съесть незваного 
гостя. Иван купеческий сын выпросил у ней три трубы, в первую негромко играл, в 
другую погромче, а в третью еще громче. Вдруг налетели со всех сторон всякие 
птицы; прилетела и жар-птица. «Садись скорей на меня, — сказала жар-птица, — и 
полетим, куда тебе надобно; а то баба-яга съест тебя!» Только успел сесть на 
нее, прибежала баба-яга, схватила жар-птицу за хвост и выдернула немало перьев.
Жар-птица полетела с Иваном купеческим сыном; долгое время неслась она по 
поднебесью и прилетела, наконец, к широкому морю. «Ну, Иван купеческий сын, 
тридесятое царство за этим морем лежит; перенесть тебя на ту сторону я не в 
силах; добирайся туда, как сам знаешь!» Иван купеческий сын слез с жар-птицы, 
поблагодарил и пошел по берегу.
Шел-шел — стоит избушка, взошел в нее; повстречала его старая старуха, 
напоила-накормила и стала спрашивать: куда идет, зачем странствует? Он 
рассказал ей, что идет в тридесятое царство, ищет царь-девицу, свою суженую. 
«Ах! — сказала старушка. — Уж она тебя не любит больше; если ты попадешься ей 
на глаза — царь-девица разорвет тебя: любовь ее далеко запрятана!» — «Как же 
достать ее?» — «Подожди немножко! У царь-девицы живет дочь моя и сегодня 
обещалась побывать ко мне; разве через нее как-нибудь узнаем». Тут старуха 
обернула
Ивана купеческого сына булавкою и воткнула в стену; ввечеру прилетела ее дочь. 
Мать стала ее спрашивать: не знает ли она, где любовь царь-девицы запрятана? 
«Не знаю», — отозвалась дочь и обещала допытаться про то у самой царь-девицы. 
На другой день она опять прилетела и сказала матери: «На той стороне 
океана-моря стоит дуб, на дубу сундук, в сундуке заяц, в зайце утка, в утке 
яйцо, а в яйце любовь царь-девицы!»
Иван купеческий сын взял хлеба и отправился на сказанное место; нашел дуб, снял 
с него сундук, из него вынул зайца, из зайца утку, из утки яйцо и воротился с 
яичком к старухе. Настали скоро именины старухины; позвала она к себе в гости 
царь-девицу с тридцатью иными девицами, ее назваными сестрицами; энто яичко 
испекла, а Ивана купеческого сына срядила по-праздничному и спрятала.
Вдруг в полдень прилетают царь-девица и тридцать иных девиц, сели за стол, 
стали обедать; после обеда положила старушка всем по простому яичку, а 
царь-девице то самое, что Иван купеческий сын добыл. Она съела его и в ту ж 
минуту крепко-крепко полюбила Ивана купеческого сына. Старуха сейчас его 
вывела; сколько тут было радостей, сколько веселья! Уехала царь-девица вместе с 
женихом — купеческим сыном в свое царство; обвенчались и стали жить да быть да 
добро копить.




№233
[204]


В некотором царстве, в некотором государстве жил царь с царицею, у них был сын 
Василий-царевич, и был к нему дядька приставлен. Померла царица, остался 
царевич сиротою. Думает царь: не то сына женить, не то самому жениться? Вздумал 
сам жениться. Взял за себя молодую жену, и сделалась она в доме полной хозяйкою,
 Василью-царевичу злою мачехой. Пожил царь с нею несколько времени, заболел и 
помер; а царица связалась с дядькою. Раз зовет Василий-царевич своего дядьку: 
«Пойдем по городской стене погуляем». — «Пойдем, царевич!»
Пошли; гуляли-гуляли, стали с городской стены спускаться, вдруг из каменной 
башни окликают царевича три голоса — лев, змей и ворон: «Выпусти нас, 
Василий-царевич, из неволи! Мы тебя от трех смертей избавим». Спрашивает 
царевич дядьку: «Слышишь, что у нас на городской стене деется?» — «Нет, 
Василий-царевич! Ничего не слышу». — «А коли не слышишь, чтоб тебе и вовек не 
слыхать!» Воротились они домой. Вечером рано ложится Василий-царевич спать, а 
дядьку от себя отсылает; дядька тому и рад, побежал с мачехой тешиться.
Вот царевич переждал сколько-то времени, встал потихоньку, взял железный лом в 
двадцать пять пудов, вылез в окошко и пошел к городской стене. Ударил 
раз-другой и разбил башню; вышли оттуда лев, змей и ворон, обступили кругом 
царевича и стали ему наказывать: «Слушай, Василий-царевич, нашего наказу! Как 
были у тебя отец да мать родные, долго они искали тебе невесту и таки выискали 
— за тридевять земель, в тридесятом царстве высватали за тебя царь-девицу и 
такой уговор с нею сделали: тебе на иной не жениться, ей за иного замуж не 
выходить. Уж скоро двенадцать лет, как она ждет тебя — не дождется. Возьми-ка 
ты завтра гусли, сядь на корабль и ступай по? морю погулять. Как только выедешь 
в море да заиграешь в гусли, царь-девица сейчас к тебе будет. Только смотри: 
станет тебя сон клонить, а ты спать не моги! Коли уснешь, она тебя не добудится 
и назад уедет. Да еще тебе скажем: берегись, Василий-царевич, заутро смерть 
тебя ожидает». — «Какая смерть?» — спрашивает царевич. «Твоя мачеха испечет на 
змеином сале три лепешки и велит тебе подать; не моги их кушать, лучше в карман 
положи — через малое время все зло уведаешь».
Как сказано, так и сделано: взял царевич лепешки, положил в карман и пошел за