|
«Тепло ли те, де?вица? Тепло ли те, красная? Тепло ли те, лапушка?» Де?вица
окостеневала и чуть слышно сказала: «Ой, тепло, голубчик Морозушко!» Тут
Морозко сжалился, окутал де?вицу шубами и отогрел одеялами.
Старуха наутро мужу говорит: «Поезжай, старый хрыч, да буди молодых!» Старик
запряг лошадь и поехал. Подъехавши к дочери, он нашел ее живую, на ней шубу
хорошую, фату дорогую и короб с богатыми подарками. Не говоря ни слова, старик
сложил все на? воз, сел с дочерью и поехал домой. Приехали домой, и де?вица бух
в ноги мачехе. Старуха изумилась, как увидела девку живую, новую шубу и короб
белья. «Э, сука, не обманешь меня».
Вот спустя немного старуха говорит старику: «Увези-ка и моих-то дочерей к
жениху; он их еще не так одарит!» Не скоро дело делается, скоро сказка
сказывается. Вот поутру рано старуха деток своих накормила и как следует под
венец нарядила и в путь отпустила. Старик тем же путем оставил девок под сосною.
Наши де?вицы сидят да посмеиваются: «Что это у матушки выдумано — вдруг обеих
замуж отдавать? Разве в нашей деревне нет и ребят! Неровен черт приедет, и не
знаешь какой!»
Девушки были в шубняках, а тут им стало зябко. «Что, Параха? Меня мороз по коже
подирает. Ну, как суженый-ряженый не приедет, так мы здесь околеем
[359]
». — «Полно, Машка, врать! Коли рано женихи собираются; а теперь есть ли и обед
[360]
на дворе». — «А что, Параха, коли приедет один, кого он возьмет?» — «Не тебя ли,
дурище?» — «Да, мотри, тебя!» — «Конечно, меня». — «Тебя! Полное? тебе
цыганить
[361]
да врать!» Морозко у девушек руки ознобил, и наши де?вицы сунули руки в пазухи
да опять за то же. «Ой ты, заспанная рожа, нехорошая тресся
[362]
, поганое рыло! Прясть ты не умеешь, а перебирать и вовсе не смыслишь». — «Ох
ты, хвастунья! А ты что знаешь? Только по беседкам ходить да облизываться.
Посмотрим, кого скорее возьмет!» Так де?вицы растабаривали и не в шутку озябли;
вдруг они в один голос сказали: «Да кой хранци
[363]
! Что долго нейдет? Вишь ты, посинела!»
Вот вдалеке Морозко начал потрескивать и с елки на елку поскакивать да
пощелкивать. Де?вицам послышалось, что кто-то едет. «Чу, Параха, уж едет, да и
с колокольцом». — «Поди прочь, сука! Я не слышу, меня мороз обдирает». — «А еще
замуж нарохтишься
[364]
!» И начали пальцы отдувать. Морозко все ближе да ближе; наконец очутился на
сосне, над де?вицами. Он де?вицам говорит: «Тепло ли вам, де?вицы? Тепло ли вам,
красные? Тепло ли, мои голубушки?» — «Ой, Морозко, больно студёно! Мы замерзли,
ждем суженого, а он, окаянный, сгинул». Морозко стал ниже спускаться, пуще
потрескивать и чаще пощелкивать. «Тепло ли вам, девицы? Тепло ли вам, красные?»
— «Поди ты к черту! Разве слеп, вишь, у нас руки и ноги отмерзли». Морозко еще
ниже спустился, сильно приударил и сказал: «Тепло ли вам, девицы?» — «Убирайся
ко всем чертям в омут, сгинь, окаянный!» — и девушки окостенели.
Наутро старуха мужу говорит: «Запряги-ка ты, старик, пошевёнки; положи охабочку
сенца да возьми шубное опахало
[365]
. Чай девки-то приозябли; на дворе-то страшный мороз! Да мотри, ворове?й
[366]
, старый хрыч!» Старик не успел и перекусить, как был уж на дворе и на дороге.
Приезжает за дочками и находит их мертвыми. Он в пошевёнки деток свалил,
опахалом закутал и рогожкой закрыл. Старуха, увидя старика издалека, навстречу
выбегала и так его вопрошала: «Что детки?» — «В пошевнях». Старуха рогожку
отвернула, опахало сняла и деток мертвыми нашла.
Тут старуха как гроза разразилась и старика разбранила: «Что ты наделал, старый
пес? Уходил ты моих дочек, моих кровных деточек, моих ненаглядных семечек, моих
красных ягодок! Я тебя ухватом прибью, кочергой зашибу!» — «Полно, старая
дрянь! Вишь, ты на богатство польстилась, а детки твои упрямицы! Коли я
виноват? Ты сама захотела». Старуха посердилась, побранилась, да после с
падчерицею помирилась, и стали они жить да быть да добра наживать, а лиха не
поминать. Присватался сусед, свадебку сыграли, и Марфуша счастливо живет.
Старик внучат Морозком стращал и упрямиться не давал. Я на свадьбе был,
мед-пиво пил, по усу текло, да в рот не попало.
№96
[367]
|
|