новгородского быта (см. «Русск. нар. сказки» Сахарова), вводит читателя в мир 
действительных событий и чрез то сближает его с чисто историческим эпосом Слова 
о полку, малороссийских дум и народных песен о Грозном, Петре Великом и других 
знаменитых деятелях.

Составляя вместе с «былинами» отрывки старинного эпоса, сказки уже по тому 
самому запечатлены прочным художественным достоинством. В доисторическую эпоху 
своего развития народ необходимо является поэтом. Обоготворяя природу, он видит 
в ней живое существо, отзывающееся на всякую радость и горе. Погруженный в 
созерцание ее торжественных явлений и таинственных сил, народ все свои 
убеждения, верования и наблюдения воплощает в живые поэтические образы и 
высказывает в одной неумолкаемой поэме, отличающейся ровным и спокойным 
взглядом на весь мир.
Народные русские сказки проникнуты всеми особенностями эпической поэзии: тот же 
светлый и спокойный тон; то же неподражаемое искусство — живописать всякий 
предмет и всякое явление по впечатлению, ими производимому на душу человека; та 
же обрядность, высказывающаяся в повторении обычных эпитетов, выражений и целых 
описаний и сцен. Раз сказанное метко и обрисованное удачно и наглядно уже не 
переделывается, а как будто застывает в этой форме и постоянно повторяется там, 
где это признано будет необходимым по ходу сказочного действия. Оттого, 
несмотря на неподдельную красоту языка, народные сказки поражают 
однообразностью, тем более что и темы рассказов, и действующие лица, и чудесное 
— в бо?льшей части подобных произведений повторяются с небольшими отступлениями.
 Народ не выдумывал, он рассказывал только о том, чему верил, и потому даже в 
сказаниях своих о чудесном — с верным художественным тактом остановился на 
повторениях, а не отважился дать своей фантазии произвол, легко переходящий 
должные границы и увлекающий в область странных, чудовищных представлений.
При всем однообразии, замечаемом в народных сказаниях, в них столько истинной 
поэзии и столько трогательных сцен! С какой поэтической простотой, например, 
передана в сказке встреча Федора Тугарина с Анастасией Прекрасною.
Поехал Федор странствовать. Едет, едет и на пути видит: лежат три рати-силы 
побитые. «Кто здесь живой, — окликает странствующий герой, — скажи: кто побил 
эти рати?» В ответ ему слышится голос: «Подай воды напиться». Подает Тугарин 
воды раненому и узнает от него, что победила все три рати Анастасия Прекрасная, 
а сама отдыхает теперь в шатре. Приехал Тугарин к шатру Анастасии Прекрасной, 
привязал своего коня, вошел в палатку, лег сбоку девицы и заснул. Анастасия 
Прекрасная проснулась прежде; разбудила незваного гостя и сказала: «А что — 
станем биться или мириться?» Отвечал ей Тугарин: «Коли наши кони станут биться, 
тогда и мы попробуем силы!» — и спустили они своих коней. Кони обнюхались, 
стали лизать друг друга и пошли дружно пастись вместе. Тогда Анастасия 
Прекрасная сказала Федору Тугарину: «Будь ты мне мужем, я тебе — женою!»
Как ото всех народных произведений, от сказок веет поэтическою чистотою и 
искренностию; с детскою наивностию и простотою, подчас грубою, они соединяют 
честную откровенность и свои повествования передают без всякой затаенной иронии 
и ложной чувствительности. Мы говорим о сказках древнейшего образования. В 
позднейшем своем развитии и сказка подчиняется новым требованиям, какие бывают 
порождены ходом дальнейшей жизни, является послушным орудием народного юмора и 
сатиры и утрачивает первоначальное простодушие (см. сказки о Ерше Ершовиче, 
сыне Щетинникове, о Шемякином суде и др.). Но всегда сказка, как создание 
целого народа, не терпит ни малейшего намеренного уклонения от добра и правды; 
она требует наказания всякой неправды и представляет добро торжествующим над 
злобою. Напечатанная нами сказка о правде и кривде задает практический вопрос: 
как лучше жить — правдою или кривдою? Здесь выведены два лица, из которых 
каждый держится противоположного мнения: правдивый и криводушный. Правдивый — 
терпелив, любит труд, без ропота подвергается несчастию, которое обрушилось на 
него по злобе криводушного, а впоследствии, когда выпадают на его долю и 
почести и богатство, он забывает обиду, какую причинил ему криводушный, 
вспоминает, что некогда они были товарищами, и готов помочь ему. Но чувство 
нравственное требует для своего успокоения полного торжества правды — и 
криводушный погибает жертвою собственных расчетов. На таком нравственном начале 
создалась бо?льшая часть сказочных интриг.

Несчастие, бедность, сиротство постоянно возбуждают народное участие. Целый ряд 
сказок преследует нелюбовь и ненависть мачехи к падчерицам и пасынкам и 
излишнюю, зловредную привязанность ее к своим собственным детям. Этот тип 
мачехи, обрисованный народными сказками, составляет одно из самых характерных 
указаний на особенности патриархального быта и вполне оправдывается и древним 
значением сиротства, и свадебными песнями о судьбе
молодой
среди чужой для нее семьи. Мачеха, по народным сказкам, завидует и красоте, и 
дарованиям, и успехам своих пасынков и падчериц, особенно если сравнение с 
этими последними ее собственных детей, безобразных и ленивых, заставляет ее 
внутренне сознаваться в том, чему так неохотно верит материнское сердце. Мачеха 
начинает преследовать бедных сирот, задает им трудные, невыполнимые работы, 
сердится, когда они удачно выполняют ее приказания, и всячески старается 
извести их, чтобы не иметь перед глазами постоянного и живого укора. Но 
несчастия только воспитывают в сиротах трудолюбие, терпение и глубокое чувство 
любви ко всем страждущим и сострадания ко всякому чужому горю. Это чувство 
любви и сострадания, так возвышающее нравственную сторону человека, не 
ограничивается тесными пределами людского мира, а обнимает собою всю