В корякской сказке «Аммале» (№ 141) героиня получает шаманскую силу и 
околдовывает пленивших ее нинвитов-свистунов, от которых убегает. Такое 
немотивированное обладание магической силой со стороны героини или героя 
является обычным для волшебной сказки палеоазиатов, что объясняется, 
по-видимому, их дошаманскнми мифологическими представлениями. В ряде корякских 
сказок в роли шаманов выступают женщины. В сказке «Пять сестер» (№ 142) шаманка 
превращается в людоедку-кэле, в сказке «Шаманка Кытна» (№ 143) героиня, 
обернувшись волком, возвращает дочь, похищенную волчьей стаей. Возникновение 
подобных сюжетов также связано с ранними мифологическими воззрениями.

Предания о шаманах не являются прямым отражением профессионального шаманизма 
палеоазиатов Чукотки и Камчатки. Шаманские легенды и заклинания, 
использовавшиеся в ритуальных целях, сами возникли и развились на почве 
первобытного мировоззрения, в основе которого лежало иррациональное, 
фантастическое отражение в сознании людей предметов и явлений реальной 
действительности. Шаманские легенды и ритуалы, вошедшие в качестве отдельных 
составных частей в волшебную сказку, подверглись художественному переосмыслению 
и стали одним из составных компонентов устного народного творчества. «В 
народной сказке, — отмечает Е. М. Мелетинскнй, — отражался также рост 
самосознания индивида, активизировался сказочный герой и складывался 
своеобразный культ героя. Этот процесс шел независимо от шаманизма и даже в 
принципе в противовес ему: в сказках оказывалось, что не только шаманы, но и 
простые охотники н оленеводы могут обладать исключительными способностями. 
Правда, сами эти способности мыслились как соединение физических и магических 
сил»
37
.

В особый подраздел волшебно-мифических сказок выделяются волшебно-героические 
сказки палеоазиатов, отличительной чертой которых является совершение героем 
фантастических действий ради защиты своих одноплеменников, членов семьи или 
себя от врагов, коими являются различные фантастические существа. Герой этих 
сказок совершает путешествия в заморские земли и сказочные миры, вступает в 
единоборство или дружественный контакт с великанами, чудовищами и стихиями 
природы, стремясь собственными силами или магическими средствами выручить 
попавших в беду людей или защитить себя от враждебных сил. В своей борьбе с 
враждебными силами герой использует чудесных помощников и чудодейственные 
предметы. Гиперболизм и фантастика волшебно-героической сказки непосредственным 
образом переплетаются с реальной действительностью, в условиях которой живет 
герой. Реальные события передаются в сказке этого типа средствами 
фантастических превращений и действий героя.
Образцом волшебно-героической сказки может служить, например, эскимосская 
сказка «Младший сын» (№ 12), в которой герой попадает в страну 
людоедов-тунгаков, где он одерживает победу над своими опасными врагами. Тут и 
табу на одежду из шкуры дохлого волка, и белые медведи в роли охранителей 
тунгаков, и переодевание героя с целью обмана врагов, и ловля тунгаками 
младенцев в проруби, и чудесное спасение героя. В других сказках этого жанра 
герой в поисках потерявшихся или похищенных братьев попадает в верхний мир, где 
при покровительстве добрых советчиков и с помощью чудесных предметов побеждает 
злые силы и спасает братьев (сестру, жену, отца, детей). В роли чудесных 
помощников героя выступают также животные персонажи (мышка, паук, волки, лиса и 
др.).
Волшебно-героическая сказка, являющаяся одной из разновидностей 
волшебно-мифической сказки, в чукотском и эскимосском фольклоре особенно ярко 
представлена в цикле сказок об обездоленном сироте, который ведет трудную 
борьбу со своими обидчиками. Врагами сироты выступают насильники-старшины, 
недоброжелательные дядья, вредоносные кэле и тунгаки, а также другие сказочные 
существа. Друзьями и помощниками его являются в разных вариантах сказок бабушка,
 сестра, добрый дядя (другие дядья — антагонисты сироты), животные персонажи и 
волшебные предметы. Антропоморфизм и особенно зооантропоморфиэм продолжают 
занимать в этом виде волшебной сказки важное место и связывают ее с ранними 
мифическими преданиями.

Образ сироты в фольклоре приморских чукчей и азиатских эскимосов (как и в 
фольклоре американских и гренландских эскимосов, а также северных индейцев)
38
исторически возникает в связи с разложением первобытнообщинных отношений и 
появлением социальной дифференциации между рядовыми охотниками и выделившимися 
из их среды старшинами (умилыками) и владельцами байдар, становящимися во главе 
социально разнородной общины или байдарной артели.

Положение обездоленных сирот, стариков, вдов, неимущих одиночек-охотников среди 
приморского населения становилось особенно невыносимым во времена периодических 
голодовок, когда не приходил морской зверь или продолжительное зимнее время 
свирепствовала непогода. В такие периоды бедственное положение наступало для 
всего населения, и люди, лишенные кормильца, становились «лишними ртами». 
Соседи во время голода в отдельных случаях безжалостно изгоняли из своих жилищ 
сирот. Промысел морского зверя в ледяных просторах арктических морей был связан 
с постоянным риском. Охотников часто уносило в открытое море на оторвавшейся от 
припая льдине, и осиротевшая семья оказывалась без еды. Все эти социальные и