нужны ни глаза, ни уши.
— Да как же я могу насытиться, съев собственные глаза. Даже предки мои про 
такое не говорили, — твердит медведь.
— Разве ты не знаешь, что глаза бывают с жиром толщиною в ладонь? — возразила 
лиса.
Сильно проголодался медведь. Поддался он на лисьи уговоры, выковырял глаза с 
плутовкиной помощью и съел их. Пошли они дальше.
— Далеко еще до долины счастья? — спрашивает ослепший, спотыкающийся о дорожные 
кочки медведь.
— Скоро дойдем, — говорит лиса, — вот отдохнем немного, поднаберемся сил и 
продолжим свой путь.
— Так и сделаем, — согласился медведь.
Уложила плутовка медведя на краю отвесной скалы. Подгадала так, что под 
медвежьими ребрами оказался острый камень. Поворочался медведь, поворочался и 
говорит:
— Что-то больно жестко спать.
— Да и мне не мягче, — говорит лиса. — Подвинься, братец, немножко.
Подвинулся медведь и полетел со скалы. Ударился о камни и разбился. Немного 
погодя спустилась лиса, собрала медвежье мясо, растолкала во все расщелины, во 
все трещины скалы. На такое угощение собралась мышей тьма-тьмущая. Стали мыши 
вокруг скалы норы рыть, жилища готовить. Стали своего мышиного бурхана за 
подарок благодарить.
Но самое удобное местечко выбрала себе лисица. Вырыла себе нору под скалой и 
зажила припеваючи, то залежалым, то свежим мясом угощаясь.
Набожной стала лиса, молитвы стала творить:
— Спасибо тебе, мой лисий бурхан. Последовала я твоему совету и дожила до 
вершины счастья. Если и лакомилась зайчатиной, то косого волк задрал. Если и 
отведала волчатины, то серого медведь разорвал. Если и питаюсь теперь 
медвежатиной, то косолапый сам со скалы свалился и насмерть разбился. А мышей и 
раздирать не надо, я их заживо глотаю. Спасибо тебе, мой лисий бурхан, за 
мудрый совет.
Так и дожила лиса до заката своих дней, приговаривая и гадая: «Медвежье мясо 
скорее наскучит или мышиное?»




УТА-САГАН-БАТОР

В прежнее счастливое время жил Ута-Саган-батор со своею женой Урма-гохон-хатан 
в прекрасном дворце, вызолоченном да высеребренном изнутри, белее снега снаружи,
 вышиною до облаков, с серебряным крыльцом и перламутровыми дверями. Был дворец 
обнесен стеною из рыжего камня, подпирались ворота черным камнем, а посреди 
двора стояли три серебряные коновязи. Имел Ута-Саган-батор быстроногого белого 
коня, который пасся то на южной стороне Хэхэя, то на северной стороне Алтая.
Жил Ута-Саган-батор на берегу черного моря, через которое был перекинут черный 
железный мост. Было у батора множество подданных, живших на северном побережье, 
и тьма разного скота, пасшегося на южном берегу моря, которое служило водопоем.
Кроме прочего, имел Ута-Саган-батор еще и бело-серебряный храм с окнами повыше 
бегущих облаков и пониже синеющего неба. В этом храме в северо-восточном его 
углу была вырыта адская яма глубиною в восемьдесят саженей. На дне адской ямы 
гладко отсвечивало своей черной поверхностью озеро живой воды, в котором играли 
три больших тайменя. В юго-западном углу храма стоял стол из белой кости, на 
нем лежала белокостяная собака которая трижды лаяла днем и трижды ночью. 
Белосеребряный зайчик играл в юго-западном углу, все узнавая и угадывая наперед.
 В этом храме Ута-Саган-батор молился.
На востоке своих владений, в местах столь отдаленных, что имеющие копыта кони 
не могут доскакать дотуда, а имеющие плохие крылья галки не могут долететь, 
жили два родных дяди Ута-Саган-батора. Дядя Сарагал-нойон был добропорядочным, 
а Хара-Сотон — завистливым. Жили они оба во дворцах, имея множество подданных и 
без числа скота в табунах. Но однажды утром завистливый Хара-Сотон вошел во 
дворец добропорядочного Сарагал-нойона и сказал ему:
— Приснилось мне, будто из мест, столь отдаленных, что имеющие копыта кони не 
доскачут до цели за год, слабокрылые галки не долетят, пригнал я множество 
разного скота и подданных племянника Ута-Саган-батора, которого будто бы 
победил.
Сильно рассердился на такие слова добропорядочный дядя Сарагал-нойон и сказал в 
сердцах:
— Выходит: не найдя с кем воевать, нападем на единственного на свете 
племянника; не найдя чего пожелать, пожелаем похитить скот и подданных 
единственного на свете племянника Ута-Сагал-батора?!
С такими словами добропорядочный Сарагал-нойон прогнал завистливого брата прочь 
со двора.
На другое утро Хара-Сотон опять пришел к Сарагал-нойону и рассказал тот же сон, 
что и в первый раз. И опять сильно рассердился добропорядочный Сарагал-нойон и 
прогнал завистливого Хара-Сотона прочь со двора.
Но и на третье утро Хара-Сотон пожаловал к Сарагал-нойону, рассказав тот же 
самый сон, что и раньше. Тогда добропорядочный Сарагал-нойон сказал 
завистливому Хара-Сотону:
— У нас нет коня, который мог бы доскакать до владений Ута-Саган-батора, и нет