сидя на котором можно было лететь куда захочешь.
Однажды сел на золотое перо Алтан-Шагай-мэргэн и прилетел домой к матери. 
Взошел он на крыльцо, положил перо в карман и открыл двери дворца. Глянул 
Алтан-Шагай и глазам своим не поверил: сидит его мать Нарин-Зала-хатан в самом 
дальнем углу дворца, словно древняя старуха, в пыли запылившаяся, в пепле 
выпепелившаяся.
Подошел Алтан-Шагай-мэргэн поближе, сел возле очага и закурил трубку.
Тут Нарин-Зала-хатан спрашивает его:
— Чей ты будешь и куда путь держишь?
— Я табунщик царя Томо-Улана, — отвечает мэргэн. — Три года назад потерялся у 
меня трехгодовалый верблюд. Вот я и брожу по свету, разыскиваю свою пропажу, с 
каждой горки смотрю на все четыре стороны, спрашиваю в каждом 
царстве-государстве, но не могу отыскать своего верблюда. Может быть, вы 
слыхали о нем?
— Нет, не слыхала, — отвечает Нарин-Зала-хатан. — А не говорят ли люди про моих 
мальцов-близнецов, один из которых превратился в соловья и взмыл в поднебесье, 
другой обернулся расплавленным серебром и скрылся в пламени очага, когда 
Круторогий Рыжий мангатхай хотел их съесть?
— Ведать не ведаю, — молвит мэргэн, — но ходили слухи, будто настиг мангатхай 
несчастного соловья.
— Так я и думала, — заплакала мать. — Если бы живы были мои сыновья, то они бы 
непременно навестили меня.
Пожалел Алтан-Шагай свою мать и открылся ей, рассказав про все свои злоключения 
и про своих избавителей да попечителей — о трех ламах Соржи.
Расцеловала мать родного сына, обняв руками его могучую шею, обвив руками его 
податливую, словно лоза, шею. Так она сильно обрадовалась, что, приподнявшись с 
места, забывала сесть; присев, думала, что стоит.
Пожив дома да подождав, когда поправится мать, стал Алтан-Шагай-мэргэн в дорогу 
собираться.
— Пойду своего брата-близнеца искать, — говорит.
Вот вышел он за ворота, набрел на след червяка и двадцать лет шел по этому 
следу, пока тот не превратился в след мизгиря. Еще десять лет брел мэргэн и не 
заметил, как след мизгиря превратился в след горностая. След горностая 
попетлял-попетлял и превратился в след хорька. След хорька — в заячий, заячий — 
в лисий, лисий — в медвежий, а медвежий — в змеиный. Видит Алтан-Шагай: змеиный 
след под землю ведет, собрался с духом и, шагнув в бездонную яму, оказался в 
нижней обитаемой стороне.
Огляделся-осмотрелся Алтан-Шагай-мэргэн, взобрался на высокую гору и увидел 
оттуда дворец на берегу синего моря, во дворе корыто с водою. Вот вышел на 
крыльцо белого дворца статный молодец, подошел к корыту, окунулся в нем 
раз-другой и превратился в большущего змея Абарга-мого. Вполз Абарга-мого в 
синее море. Взволновалось оно крутыми волнами, вспенилось белой пеной и вышло 
из берегов.
Спустился Алтан-Шагай-мэргэн с высокой горы, дошел до дворца, открыл двери. 
Видит: на столе яства стоят, напитки в сосудах томятся. Поел мэргэн, попил, а 
потом спустился в глубокое подполье и затаился.
Не заставил себя ждать Абарга-мого. Выполз он из синего моря, добрался до 
корыта, поплескался в нем и принял свой молодецкий облик. Вошел молодец во 
дворец, глянул на стол, а там все съедено, все выпито. Кинулся он в один угол, 
кинулся в другой, стал срывать занавески. «Кто, — кричит, — хозяйничал в моем 
доме?» Наконец открыл он двери погреба и нашел Алтан-Шагай-мэргэна.
Схватились они за грудки, выкатились во двор и принялись бороться. Пока 
боролись, завалили юго-западный угол дворца. Пока отряхивались — упала между 
ними желтая книга судеб. Стали они ее листать, стали по ней пальцем водить и 
вычитали себе на радость, что оба они — братья-близнецы, дети 
Алтан-Жоло-мэргэна. Появившегося на свет первым звать Алтан-Шагай, а младшего — 
Монгон-Шагай.
Обнялись родные братья, а потом спрашивает Алтан-Шагай на правах старшего:
— Что же ты, брат, домой не возвращаешься?
— Я таким маленьким ушел в пламя очага, что не помню обратной дороги, — 
отвечает Монгон-Шагай.
Усадил Алтан-Шагай своего брата на золотое перо, уселся сам, и в одночасье 
очутились они в родном дворце. Но не задержался дома Алтан-Шагай. Оставил он 
Монгон-Шагай-мэргэна сторожить добро да присматривать за матерью, а сам 
отправился на поиски Круторогого Рыжего мангатхая.
Летит на своем золотом пере, на северо-восток правит. Как только перевалил 
середину пути, так всполошился в своих владениях Круторогий Рыжий мангатхай.
— Имеющий отца к отцу спешит, — говорит он. — Имеющий деда с бабкой к старикам 
летит. Имеющий подданных и скот — свое добро ищет. С честью встретим, достойно 
проводим!
С этими словами сел Круторогий Рыжий мангатхай на красного пороза, послушного 
ему без повода, и поехал навстречу Алтан-Шагай-мэргэну. Добрался он до вершины 
таежного распадка, слез с пороза и улегся на землю, разинув свою непомерно 
широкую пасть так, что нижняя челюсть расстелилась вдоль дороги, а верхняя 
подперла высокое небо. Как вздохнет мангатхай, так таежные деревья сами ему в 
рот влетают вместе со зверьем, пробегающим мимо, и птицами, пролетающими рядом.
Летел Алтан-Шагай-мэргэн на своем золотом пере, ни о чем не ведая, и влетел в 
широко открытую пасть Мангатхая. Однако не растерялся мэргэн, поставил копье 
поперек пасти, подпер острием верхнюю челюсть и кричит:
— Стар-старичище, разжуй меня!