тах высоких, 
каменных, на кровати из резного золота со ножками хрустальными, на пуховике 
пуха лебяжьего, покрытом золотой камкой17 ровно она и с места не сходила, ровно 
она целый век тут жила, ровно легла почивать да проснулася. Заиграла музыка 
согласная, какой отродясь она не слыхивала.

Встала она со постели пуховой и видит, что все ее пожитки и цветочек аленький в 
кувшине позолоченном тут же стоят, раскладены и расставлены на столах зеленых 
малахита медного, и что в той палате много добра и скарба всякого, есть на чем 
посидеть-полежать, есть во что приодеться, есть во что посмотреться. И была 
одна стена вся зеркальная, а другая стена золоченая, а третья стена вся 
серебряная, а четвертая стена из кости слоновой и мамонтовой, самоцветными 
яхонтами вся разубранная; и подумала Она: “Должно быть, это моя опочивальня”.

Захотелось ей осмотреть весь дворец, и пошла она осматривать все его палаты 
высокие, и ходила она немало времени, на все диковинки любуючись; одна палата 
была краше другой, и все краше того, как рассказывал честной купец, государь ее 
батюшка родимый. Взяла она из кувшина золоченого любимый цветочек аленький, 
сошла она в зелены сады, и запели ей птицы свои песни райские, а деревья, кусты 
и цветы замахали своими верхушками и ровно перед ней преклонилися; выше забили 
фонтаны воды и громче зашумели ключи родниковые; и нашла она то место высокое, 
пригорок муравчатый18 на котором сорвал честной купец цветочек аленький, краше 
которого нет на белом свете. И вынула она тот аленький цветочек из кувшина 
золоченого и хотела посадить на место прежнее; но сам он вылетел из рук ее и 
прирос к стеблю прежнему и расцвел краше прежнего.

Подивилася она такому чуду чудному, диву дивному, порадовалась своему цветочку 
аленькому, заветному и пошла назад в палаты свои дворцовые; и в одной из них 
стоит стол накрыт, и только она подумала: “Видно, зверь лесной, чудо морское, 
на меня не гневается, и будет он ко мне господин милостивый”, — как на белой 
мраморной стене появилися словеса огненные:

“Не господин я твой, а послушный раб. Ты моя госпожа, и все, что тебе 
пожелается, все, что тебе на ум придет, исполнять я буду с охотою”.

Прочитала она словеса огненные, и пропали они со стены белой мраморной, как 
будто их никогда не бывало там. И вспало ей на мысли написать письмо к своему 
родителю и дать ему о себе весточку. Не успела она о том подумати, как видит 
она, перед нею бумага лежит, золотое перо со чернильницей. Пишет она письмо к 
своему батюшке родимому и сестрицам своим любезным:

“Не плачьте обо мне, не горюйте, я живу во дворце у зверя лесного, чуда 
морского, как королевишна; самого его не вижу и не слышу, а пишет он ко мне на 
стене беломраморной словесами огненными; и знает он все, что у меня на мысли, и 
в ту же минуту все исполняет, и не хочет он называться господином моим, а меня 
называет госпожой своей”.

Не успела она письмо написать и печатью припечатать, как пропало письмо из рук 
и из глаз ее, словно его тут и не было. Заиграла музыка пуще прежнего, на столе 
явились яства сахарные, питья медвяные, вся посуда золота червонного. Села она 
за стол веселехонька, хотя сроду не обедала одна-одинешенька; ела она, пила, 
прохлаждалася, музыкою забавлялася. После обеда, накушавшись, она опочивать 
легла; заиграла музыка потише и подальше — по той причине, чтоб ей спать не 
мешать.

После сна встала она веселешенька и пошла опять гулять по садам зеленым, потому 
что не успела она до обеда обходить и половины их, наглядеться на все их 
диковинки. Все деревья, кусты и цветы перед ней преклонялися, а спелые плоды — 
груши, персики и наливные яблочки — сами в рот лезли. Походив время немалое, 
почитай вплоть до вечера, воротилась она во свои палаты высокие, и видит она: 
стол накрыт, и на столе яства стоят сахарные и питья медвяные, и все отменные.

После ужина вошла она в ту палату беломраморную, где читала она на стене 
словеса огненные, и видит она на той же стене опять такие же словеса огненные:

“Довольна ли госпожа моя своими садами и палатами, угощеньем и прислугою?”

И возговорила голосом радостным молодая дочь купецкая, красавица писаная:

“Не зови ты меня госпожой своей, а будь ты всегда мой добрый господин, ласковый 
и милостивый. Я из воли твоей никогда не выступлю. Благодарствую тебе за все 
твое, угощение. Лучше твоих палат высоких и твоих зеленых садов не найти на 
белом свете: то и как же мне довольною не быть? Я отродясь таких чудес не 
видывала. Я от такого дива еще в себя не приду, только боюсь я почивать одна; 
во всех твоих палатах высоких нет ни души человеческой”.

Появилися на стене словеса огненные:

“Не бойся, моя госпожа прекрасная: не будешь ты почивать одна, дожидается тебя 
твоя девушка сенная19, верная и любимая; и много в палатах душ человеческих, а 
только ты их не видишь и не слышишь, и все они вместе со мною берегут тебя и 
день и ночь: не дадим мы на тебя ветру венути20, не дадим и пылинке сесть”.

И пошла почивать в опочивальню свою молодая дочь купецкая, красавица