ведь папа непрерывно шипел под зонтиком и говорил о том, что он  сделает
с Эмилем, как только освободится. Он даже ни капельки не был  благодарен
Эмилю за его заботу о нем. Что пользы от этого зонтика, раз он все равно
промок и теперь простудится и схватит воспаление легких. "Это уж точно",
- подумал Эмиль, но сказал другое:
   - Не-ет, ты не простудишься, ведь главное, чтобы ноги были сухие.
   Альфред поддержал мальчика:
   - Верно, главное, чтобы ноги были сухие!
   А ноги у папы и в самом деле были сухие - этого отрицать  нельзя.  Но
все равно он был вне себя, и Эмиль страшился той минуты, когда папа  ос-
вободится.
   Альфред пилил так ретиво, что только опилки летели, а Эмиль  был  все
время настороже. В тот миг, когда Альфред кончил пилить,  а  папа  Эмиля
тяжело бухнулся на пол, в тот самый миг Эмиль отшвырнул зонтик и кинулся
во всю прыть в столярную. Он ворвался туда и успел накинуть крючок преж-
де, чем подоспел папа. А папа его, наверное, устал стучаться в  запертые
двери. Прошипев лишь несколько бранных слов в  адрес  Эмиля,  он  исчез.
Ведь ему обязательно нужно было показаться на пиру. Но сначала  -  неза-
метно прошмыгнуть в горницу и надеть сухую рубашку и жилет.
   - Где ты был так долго? - рассерженно спросила мужа мама Эмиля.
   - Об этом поговорим после, - глухо ответил папа.
   Так кончился домашний экзамен в Каттхульте. Пастор затянул, как всег-
да, псалом, а леннебержцы добросовестно вторили ему на разные голоса.
   От нас уходит светлый день,
   К нам не вернется он... - пели они.
   Всем пора было собираться домой. Но когда гости вышли в  сени,  чтобы
одеться, первое, что они увидели при слабом свете керосиновой  лампы,  -
гору галош на полу.
   - Какое злодейское озорство - это мог сделать только Эмиль, - сказали
леннебержцы.
   И все они, включая пастора с пасторшей, битых два часа сидели на полу
и примеряли галоши. Потом, довольно кисло поблагодарив хозяев  и  попро-
щавшись с ними, они исчезли в темноте под дождем.
   С Эмилем они попрощаться не могли: ведь он сидел в столярной и  выре-
зал своего сто восемьдесят четвертого деревянного старичка.
 
   СУББОТА, 18 ДЕКАБРЯ
   Как Эмиль совершил великий подвиг и все его проделки были  прощены  и
забыты, а вся Леннеберга ликовала
 
   Приближалось Рождество. Однажды вечером все жители Каттхульта  сидели
на кухне и занимались каждый своим делом. Мама Эмиля пряла, папа  сапож-
ничал, Лина чесала шерсть на кардах, Альфред с Эмилем строгали зубья для
граблей, а маленькая Ида упрямо пыталась вовлечь Лину в веселую  игру  и
щекотала ее, мешая работать.
   - Играть-то в эту игру надо с тем, кто  боится  щекотки,  -  говорила
Ида. И она была права, так как Лина в самом деле боялась щекотки.
   Ида тихонько подбиралась к Лине, читая стишок, под который шла игра:
   Дорогие мама с папой,
   Дайте мне муки и соли,
   Заколю я поросенка,
   Он визжать начнет от боли.
   При слове "визжать" Ида указательным пальчиком тыкала Лину, а Лина, к
превеликому удовольствию девочки, всякий раз взвизгивала и хохотала.
   Слова "заколю я поросенка", вероятно, навели папу  Эмиля  на  ужасную
мысль, и он внезапно изрек:
   - Да, теперь уж и Рождество близко, пора, Эмиль, заколоть твоего  по-
росенка.
   Эмиль выронил ножик и во все глаза уставился на отца.
   - Заколоть Заморыша! Не бывать этому! - сказал он. - Ведь Заморыш мой
поросенок, мой поросенок, который дал обет трезвости! Ты что, забыл?
   Конечно, папа ничего не забыл. Но он сказал, что никто во  всем  Смо-
ланде никогда не слыхивал про поросенка, который служил бы для забавы. А
Эмиль хоть и маленький, но уже настоящий крестьянин  и  знает,  что  как
только поросенок подрастает, его закалывают, для того поросят и держат!
   - Разве ты этого не знаешь? - спросил папа.
   Конечно, Эмиль это знал и сперва не нашелся, что ответить,  но  потом
ему в голову пришла прекрасная мысль:
   - А некоторых боровов оставляют в живых на развод. Заморыша я и опре-
делил в такие боровы.
   Эмиль знал то, чего, может быть, не знаешь ты. А именно: боров-произ-
водитель - это такой поросенок, который станет,  когда  вырастет,  папой
целой уймы маленьких поросят. "Такое занятие будет спасением для Заморы-
ша", - подумал Эмиль. Ведь этот мальчик был совсем не глуп!
   - Уж я наверняка смогу раздобыть какую-нибудь маленькую свинушку  для
Заморыша, - объяснил Эмиль отцу. - И тогда вокруг Заморыша и  этой  сви-
нушки будут кишмя кишеть поросятки - так я считаю.
   - Да, это хорошо, - сказал папа. - Но тогда предстоящее  Рождество  в
Каттхульте будет постное. Ни окорока, ни пальтов, ничегошеньки!
   - Дайте соль мне и муку,