растирать. И вот, растирая палец, папа внезапно так завопил, что мама  и
маленькая Ида вскочили вне себя от страха. Они подумали,  что  папу,  по
крайней мере, режут. А на самом деле в его палец, тот самый, что побывал
в крысоловке, всего-навсего вцепился рак. Если когда-нибудь твой большой
палец побывал в клешнях рака, ты знаешь, что это так же приятно, как по-
пасть в крысоловку, - есть от чего завопить! Раки - упрямые  плуты,  они
вцепляются в тебя мертвой хваткой и щиплют все больше и больше -  ничего
удивительного, что папа Эмиля закричал!
   Закричали и мама с маленькой Идой, потому что  увидели  раков,  сотни
раков, кишмя кишевших на полу. Какой же тут поднялся крик!
   - Эмиль! - вопил папа.
   Он был очень зол, а кроме того, ему нужны были клещи,  чтобы  освобо-
диться от рака, и он хотел, чтобы Эмиль принес их ему. Но Эмиль спал,  и
его было не добудиться никаким криком. Папе самому пришлось  прыгать  на
одной ноге за клещами, которые лежали в ящике с инструментами в кухонном
шкафу.
   И когда маленькая Ида увидела, как папа скачет на одной  ноге,  а  на
большом пальце другой ноги у него болтается рак, у нее даже сердце заще-
мило при мысли о том, какое зрелище проспит Эмиль.
   - Проснись, Эмиль! - весело закричала она. - Проснись! Погляди-ка!
   Но она тут же смолкла, потому  что  папа  бросил  на  нее  негодующий
взгляд - он явно не понимал, что ее так позабавило.
   Между тем мама Эмиля ползала по полу, собирая раков. Через  два  часа
ей удалось собрать их всех, и когда Эмиль наконец к обеду проснулся,  он
почувствовал божественный запах свежесваренных  раков,  доносившийся  из
кухни, и радостно вскочил с постели.
   Три дня в Каттхульте шел пир, так что все отвели душу. Там ели раков.
Кроме того, Эмиль засолил уйму раковых хвостиков и продал их в  пасторс-
кую усадьбу по двадцать пять эре за литр. Заработок он честно поделил  с
Альфредом, у которого как раз было туго с деньгами. Альфред считал,  что
Эмиль - ну просто до удивления - горазд на выдумки.
   - Да, умеешь ты зарабатывать деньги! - сказал ему Альфред.
   И это была правда. У Эмиля в копилке набралось  уже  пятьдесят  крон,
заработанных разными путями. Однажды он даже задумал  настоящую  крупную
аферу, решив продать всех своих деревянных старичков фру  Петрель,  пос-
кольку она была от них без ума, но, к счастью, ничего из этого не вышло.
Деревянные старички остались по-прежнему стоять на полке и стоят там  до
сих пор. Фру Петрель хотела, правда, купить еще деревянное ружье  и  от-
дать его одному знакомому противному мальчишке, но из этого тоже  ничего
не вышло. Эмиль, конечно, понимал, что сам он уже слишком большой, чтобы
играть с этим ружьем, но и продавать его не хотел. Он повесил  ружье  на
стене в столярной и написал на нем красным  карандашом:  "НА  ПАМЯТЬ  ОБ
АЛЬФРЕДЕ".
   Увидев эту надпись, Альфред  рассмеялся,  но  было  заметно,  что  он
польщен.
   Без кепчонки Эмиль тоже жить не мог; надел он ее и тогда, когда впер-
вые пошел в школу, и вся Леннеберга затаила дыхание.
   Лина не ждала ничего хорошего от того, что Эмиль ринулся в науку.
   - Он небось перевернет всю школу вверх дном и подожжет учительницу, -
предсказала она.
   Но мама строго взглянула на нее.
   - Эмиль - чудесный мальчик, - сказала она. - А что на днях  его  уго-
раздило поджечь пасторшу, так за это он уже отсидел в столярке, и нечего
тебе упрекать его.
   Из-за пасторши Эмиль просидел в столярной семнадцатого  августа.  Как
раз в тот день пасторша явилась в Каттхульт к маме  Эмиля,  чтобы  снять
узоры для тканья. Сначала ее пригласили на чашку кофе в беседку,  зарос-
шую сиренью, а потом она захотела рассмотреть узоры. Она плохо видела  и
достала из сумки увеличительное стекло. Такого Эмиль никогда  раньше  не
видел и очень им заинтересовался.
   - Можешь взять стекло и посмотреть, если хочешь, - простодушно разре-
шила пасторша.
   Она, вероятно, не знала, что Эмиль способен  использовать  для  своих
проказ любые предметы, и  увеличительное  стекло  не  было  исключением.
Эмиль быстренько понял, что его  можно  использовать  как  зажигательное
стекло, если держать так, чтобы солнечные лучи собирались в одной точке.
И он стал оглядываться в поисках  чего-нибудь  легко  воспламеняющегося,
чего-нибудь, что можно было бы поджечь. Пасторша, горделиво и безмятежно
подняв голову и ни о чем не подозревая, спокойно болтала  с  его  мамой.
Пышные страусовые перья на ее изящной шляпке, пожалуй, сразу вспыхнут...
И Эмиль попробовал их поджечь - вовсе не потому, что надеялся на  удачу,
а потому, что просто решил попытаться. Иначе ничего на свете не узнаешь.
   Результат его опытов описан в синей тетради:
   "Вдруг запахло паленым, и перья пастарши задымились. Понятно, что за-
гареться они не могут, а только пахнут паленым. А я-то думала,  что  ти-
перь, когда Эмиль стал членом Общества трезвости, он исправится. Как  бы
ни так! Этот гаспадин, член Общества трезвости, как  миленький  просидел
остаток дня в столярке. Вот как было дело". А  двадцать  пятого  августа
Эмиль пошел в школу. Если жители Леннеберги думали, что он там опозорит-
ся, то они просчитались. Учительница, вероятно, была первой,  кто  начал