Время от времени Эмиль срывал горсть вишен и угощал  поросенка.  Заморыш
очень любил вишни, и Эмиля он тоже любил. С каждым днем ему  становилось
все яснее, что поросячья жизнь может  быть  прекрасна,  если  поселиться
там, где живет такой вот Эмиль.
   Эмиль также с каждым днем все сильней любил Заморыша, и однажды, сидя
на качелях и почесывая поросенка, он подумал о том, как он его  любит  и
кого на свете он вообще любит.
   "Во-первых, Альфреда, - решил он. - Потом Лукаса, а потом уже  Иду  и
Заморыша... считай, обоих одинаково... ой, я ведь забыл маму, ясное  де-
ло, маму... а потом Альфреда, Лукаса, Иду и Заморыша".
   Он нахмурил брови и продолжал размышлять: "А папу с Линой? По  правде
сказать, иной раз я люблю папу, а иной раз - нет. А про Лину я и сам  не
знаю, то ли люблю ее, то ли нет... Она вроде кошки, бродит тут повсюду".
   Конечно, Эмиль не переставал проказничать и почти каждый день исправ-
но сидел в столярной, о чем свидетельствуют записи в синих школьных тет-
радях тех времен. Но летом, в самую страду, маме было все время некогда,
и поэтому иногда в тетрадях лишь значилось, что "Эмиль в столярке" - без
всяких объяснений, за что и почему.
   А между тем теперь, когда Эмиля отправляли в заточение, он брал с со-
бой и Заморыша. Ведь в обществе  маленького  забавного  поросенка  время
пролетало быстрее, да и не мог же Эмиль, в самом деле, только и  делать,
что вырезать деревянных старичков. Для разнообразия  он  взялся  обучать
Заморыша всяким трюкам. Пожалуй, ни одному человеку во  всей  Леннеберге
никогда не снилось, что обыкновенный смоландский  поросенок  может  обу-
читься таким штукам. Эмиль учил его в строжайшей тайне, и  Заморыш  ока-
зался необыкновенно понятливым. Поросенок был всем очень  доволен:  ведь
когда он учился чему-нибудь новенькому, он получал от Эмиля  разные  ла-
комства. А в потайном ящике за столярным верстаком у мальчика был  целый
склад сухарей, печенья, сушеных вишен и прочих  припасов.  И  понятно  -
ведь Эмиль не мог знать заранее, когда угодит в столярную, а сидеть  там
да голодать ему не хотелось.
   - Тут нужна хитрость, - объяснил Эмиль Альфреду и Иде. -  Дашь  поро-
сенку горсточку сушеных вишен - и обучай его чему угодно.
   И вот однажды субботним вечером в беседке, окруженной кустами сирени,
Эмиль продемонстрировал им трюки Заморыша, которым он его тайно  обучил.
Их еще до сих пор никто не видел. Для Эмиля и Заморыша  поистине  настал
миг торжества. Альфред с Идой сидели на скамейке  и  удивленно  таращили
глаза: поразительно ловким оказался этот Заморыш! Другого  такого  поро-
сенка они в жизни не видели. Он красиво садился, словно собачонка, когда
Эмиль говорил "Сидеть!", и лежал как мертвый, когда Эмиль говорил  "Зам-
ри!". Протягивал правое копытце и кланялся, когда получал сушеные вишни.
   Ида от восторга хлопала в ладоши.
   - А что он еще может? - нетерпеливо спросила она.
   Тут Эмиль крикнул: "Галопом!", и раз - Заморыш припустил вскачь  вок-
руг беседки. Через равные промежутки времени Эмиль кричал:  "Фас!"  -  и
Заморыш чуть подпрыгивал, а потом снова несся во весь опор,  как  видно,
очень довольный собой.
   - Ой, какой он миленький! - сказала маленькая Ида,  и  действительно.
Заморыш очень мило прыгал в беседке.
   - Хотя для поросенка это не совсем нормально, - заметил Альфред.
   Но Эмиль был горд и счастлив - другого такого Заморыша было  не  сыс-
кать во всей Леннеберге и во всем Смоланде. Это уж точно...
   Мало-помалу Эмиль научил Заморыша скакать и через веревочку. Ты  ког-
да-нибудь видел, чтобы поросенок прыгал через скакалку? Нет, не видел, и
папа Эмиля тоже не видел. Но однажды, когда папа спускался  с  пригорка,
где стоял хлев, он увидел, что Эмиль с Идой крутят старую воловью вожжу,
а Заморыш прыгает через нее, да так шибко, что земля летит из-под копыт.
   - Ему весело, - поспешила обрадовать папу маленькая Ида.
   Но ее слова не растрогали папу.
   - Поросятам нечего забавляться, - сказал он. - Они нужны на окорок  к
Рождеству. А от прыганья поросенок станет тощим, как гончий пес!
   У Эмиля екнуло сердце. Рождественский окорок из Заморыша - об этом он
как-то не думал. Он был ошеломлен. Уж верно, в этот день он не  очень-то
любил своего папу!
   Да, во вторник, десятого августа, Эмиль не очень-то любил своего  па-
пу. Солнечным, теплым летним утром Заморыш  скакал  через  веревочку  на
пригорке, где стоял хлев, а папа Эмиля упомянул о рождественском  окоро-
ке. Потом папа ушел, потому что как раз в тот день в  Каттхульте  начали
косить рожь, и папе нужно было оставаться в поле до самого вечера.
   - Тебе, Заморыш, чтобы спастись, надо отощать,  как  гончему  псу,  -
сказал Эмиль, когда папа ушел, - а не то... ты не знаешь моего папашу!
   Целый день Эмиль ходил сам не свой и переживал за  поросенка.  В  тот
день проказы мальчика были такими пустяковыми, что на них  едва  ли  кто
обратил внимание. Он посадил Иду в старое деревянное корыто, из которого
поили коров и лошадей, и играл в пароход на море.  А  потом  он  накачал
полное корыто воды и тоже играл в пароход на море - в  пароход,  который
захлестывает водой; поэтому маленькая Ида вымокла до нитки и очень  раз-
веселилась. Потом Эмиль стрелял из рогатки в цель - в миску с киселем из
ревеня, который мама выставила остудить на окошко кладовой. Эмиль только
хотел посмотреть, попадет ли он в цель, и не думал,  что  может  разбить