как, хочешь у меня хлеб отбить?- продолжал он дружелюбно.
  "Ничего я не хочу",- возмущенно подумал Калле. Никто его не принимает
всерьез...
  - Ну, пока, Калле, мне надо в участок зайти. Подежурь тут за меня!
  И Бьорк. ушел.
  "Ходить за ним и следить!" Но как же ходить по пятам за человеком,
который целыми днями торчит в саду и шага за калитку не ступит?
  Да, дядя Эйнар ровным счетом ничего не предпринимал. Он лежал, сидел или
бродил в саду булочника, словно зверь в кочетке, и требовал, чтобы
Ева-Лотта, Калле и Андерс его развлекали и помогали коротать время. Вот
именно - коротать время! Не похоже было, что у дяди Эйнара отпуск, скорей
он чего-то ждет.
  "Но чего - хоть убей, не понимаю!" - подумал Калле и вошел в гостиницу.
Ему пришлось подождать. Швейцар был занят - он разговаривал с двумя
мужчинами.
  - Скажите, пожалуйста, у вас не остановился некий господин Бране,-
спрашивал один из них.- Эйнар Бране?
  Швейцар покачал головой.
  - Вы твердо уверены?
  - Конечно.
  Двое вполголоса посовещались между собой.
  - А Эйнар Линдеберг?- спросил первый
  Калле вздрогнул. Эйнар Линдеберг - да это же дядя Эйнар! Всегда приятно
помочь людям, и Кале уже открыл было рот, чтобы сказать, что Эйнар
Линдеберг живет у булочника Лисандера, но в последний момент осекся, и у
него получилось что-то вроде нерешительного "эххр-р-м".
  "Ты сейчас чуть не свалял такого дурака, дорогой Калле,- сказал он себе с
мягким упреком.- Лучше подождем-ка и посмотрим, как все обернется".
  - Нет, приезжего с такой фамилией у нас тоже нет,- уверенно ответил
швейцар.
  - Тоже нет... И вы, конечно, не знаете, останавливался ли вообще в вашем
городе за последнее время кто-нибудь, по фамилии Бране или Линдеберг. Может
быть, он поселился не в гостинице, а где-нибудь в другом месте?
  Швейцар опять покачал головой.
  - Так! А можно у вас получить двойной номер?
  - Пожалуйста! Номер тридцать четыре для вас будет самым подходящим,-
вежливо сказал швейцар.- Будет готов через десять минут. Вы надолго
собираетесь остановиться?
  - В зависимости от обстоятельств. Думаю, дня на два, на три.
  Швейцар достал книгу для приезжающих, чтобы гости записали туда свои
фамилии.
  Калле купил вечернюю газету. Он ощущал непонятное возбуждение.
  - Тут что-то есть, тут обязательно что-то есть!- прошептал он.
  Теперь, пока он не узнает, кто такие эти двое, которым нужен дядя Эйнар,
уйти отсюда просто немыслимо. Он понимал, что швейцар будет несколько
удивлен, если он, Калле Блюмквист, вдруг усядется здесь в вестибюле с
газетой в руках. Но ничего другого не оставалось. Калле развалился в
кожаном кресле с видом коммерсанта, совершающего деловую поездку. Всем
сердцем он надеялся, что швейцар не выставит его. К счастью, тот занялся
телефонным разговором и не обращал на Калле никакого внимания.
  Калле провертел две дырки в газете, одновременно придумывая, чем бы
объяснить маме такое странное обращение с ее вечерним чтением. Затем он
принялся размышлять, кто же такие эти два господина. Может быть, сыщики?
Они часто появляются вдвоем, по крайней мере в фильмах. А что, если подойти
к одному из них и сказать: "Добрый вечер, дорогой коллега!"
  "Это было бы глупо, чтобы не сказать - идиотски глупо! - ответил сам себе
Калле.- Никогда не нужно предупреждать события".
  Ого, как иногда везет! Оба приезжих подошли и сели в кресла напротив
Калле. Можно было сколько влезет глазеть на них через газету.
  "Приметы,- сказал себе знаменитый сыщик.- Азбука сыскного дела!.. Фу ты,
боже мой, да за такую физиономию надо штрафовать!"
  Более отталкивающего лица Калле не видал за всю свою жизнь. Он подумал,
что общество по украшению города охотно заплатило бы немалые деньги, лишь
бы этот тип уехал. Трудно сказать, что делало его лицо таким неприятным:
низкий лоб, слишком близко сидящие глаза, перекошенный нос или рот, который
становился еще уродливее от странной, кривой улыбки.
  "Уж если это не жулик, то я тогда архангел Гавриил собственной
персоной",- подумал Калле.
  Во внешности второго не было ничего примечательного, если не считать
почти болезненной бледности. Это был небольшого роста блондин с очень
светлыми голубыми глазами и бегающим взглядом.
  Калле так на них уставился, что казалось - глаза его вот-вот выскочат
через дырки в газете. Одновременно он весь обратился в слух. Незнакомцы
оживленно разговаривали, но Калле, к сожалению, улавливал только отдельные
слова. Вдруг Бледный произнес довольно громко:
  - Чего там еще, он точно здесь, в городе. Я сам видел письмо к Лоле. На
штемпеле ясно стояло: Лилльчепинг.
  Письмо к Лоле?! Лола! Лола Хелльберг, кто же еще?
  "Все-таки у меня котелок варит",- удовлетворенно заключил Калле. Он же
сам опускал письмо к Лоле Хелльберг, кто бы ни была эта достопочтенная