ты знаешь, что такое жены?!
     Сулейман-бен-Дауд украдкой улыбнулся и сказал:
     - Знаю, братец.
     - Нужно поддерживать свое достоинство, - объяснял мотылек. - Жена целое
утро ссорилась со мной. Я сказал это, чтоб ее успокоить.
     Сулейман-бен-Дауд заметил:
     - Дай Бог,  чтобы это  ее успокоило. Ну,  теперь лети  к ней, братец. Я
послушаю, что ты ей скажешь.
     Мотылек полетел  к своей жене, которая вся трепетала,  сидя на листике.
Она воскликнула:
     - Он тебя слышал?! Сам Сулейман-бен-Дауд тебя слышал!
     - Конечно, слышал, - ответил мотылек.
     - Я сам хотел, чтобы он меня слышал.
     - А что же он сказал? Что? Говори скорее.
     - Гм! - ответил мотылек, напуская на себя важность. - Между нами, милая
моя, - он очень  испугался, но  я его не  осуждаю. Дворец ему,  видно, стоил
больших денег,  к тому же и  апельсины скоро созреют; вот  он просил меня не
топать ногою, и я обещал, что не топну.
     - Господи! - воскликнула бабочка и совершенно притихла.
     А Сулейман-бен-Дауд хохотал  до слез, так  его  рассмешило  бесстыдство
негодного мотылька.
     Красавица Балкис стояла  среди  красных лилий и  тоже улыбалась, потому
что слышала весь их разговор. Она думала:
     "Если  я  буду   умно  держать  себя,  то  спасу  моего  повелителя  от
неприятностей с этими сварливыми султаншами".
     Она протянула палец и тихонько шепнула бабочке:
     - Иди сюда, малютка.
     Бабочка,  жена мотылька,  испуганно вспорхнула  и  села  на белую  руку
Балкис.
     Балкис нагнула свою чудную головку и спросила шепотом:
     - Скажи, малютка, ты веришь тому, что сказал тебе сейчас твой муж?
     Бабочка  взглянула  на Балкис и увидела,  что глаза  красавицы султанши
сияют,  как глубокое  море,  в котором отражаются звезды.  Она  набра-  лась
храбрости и сказала:
     - О султанша, да сохранится твоя красота во веки веков! Ты ведь знаешь,
какие бывают мужья!
     Султанша Балкис, мудрая Балкис, приложила пальцы к губам,  чтобы скрыть
улыбку, и ответила:
     - Знаю, сестрица.
     -  Они  сердятся из-за  всякого пустяка,  -  говорила  бабочка,  быстро
помахивая  крылышками,  - а мы  должны  им угождать.  Им  наполовину  нельзя
верить. Муж  думает убедить меня, что он может, топнув ногою, стереть с лица
земли Сулейманов дворец.  Я этому не  придаю никакого  значения, а завтра он
сам забудет свои слова.
     - Ты  права, сестрица, - сказала Балкис. - И в  следующий раз, когда он
будет хвастать, попробуй поймать  его на слове, попроси его  топнуть  ногой.
Посмотрим, что  из этого выйдет. Мы  ведь знаем, какие  бывают  мужья, -  не
правда ли? Не мешает его пристыдить.
     Бабочка улетела к своему супругу, и через пять минут они ссорились пуще
прежнего.
     - Помни, - кричал мотылек, - помни, что случится, если я топну ногой!
     - Я  тебе ни капельки  не  верю,  - возражала бабочка. - Вот  попробуй,
топни нарочно, сейчас топни.
     - Я обещал Сулейман-бен-Дауду не делать этого и не хочу нарушать своего
слова.
     - Беды не будет,  если его нарушишь, - сказала бабочка. - Сколько бы ты
ни топал, ты не пригнешь даже травинки к земле. Ну и топни нарочно.
     Сулейман-бен-Дауд, сидя  под камфарным  деревом, слышал каждое слово  и
так  хохотал, как ему до тех пор еще никогда не  случалось. Он забыл о своих
султаншах, он забыл о звере, который вышел из  пучины морской,  он забыл обо
всем и хохотал, потому что ему было весело. А Балкис среди цветов улыбалась,
радуясь тому, что ее дорогой супруг развеселился.
     Мотылек, очень взволнованный и разгоряченный, стремительно прилетел под
тень камфарного дерева и сказал Сулейману:
     - Она хочет, чтобы я топнул! Она хочет посмотреть, что из этого выйдет!
О Сулейман-бен-Дауд, ты знаешь, что я похвастался. Теперь она уже не поверит
ни одному моему слову. Она всю жизнь будет смеяться надо мною.
     - Нет, братец, - ответил Сулейман-бен-Дауд. - Мы сделаем так, чтобы она
больше не смеялась над тобою.
     Он повернул кольцо на пальце,  - не  для того, чтобы похвалиться  своим
могуществом, а для того, чтобы  помочь  мотыльку, - и вмиг перед ним явились
из-под земли четыре грозных духа.
     - Рабы!  -  сказал  Сулейман-бен-Дауд. -  Когда  этот господин на  моем
пальце (наглый  мотылек все  еще  сидел на его  руке) топнет  левой передней
ногой, вы унесите  мой дворец и сады в грозовой туче. Когда он опять топнет,
вы все водворите на прежнее место.
     - Теперь, братец, - сказал он, - лети к своей жене и топай на здоровье.
     Мотылек полетел к жене, которая кричала:
     -  Я требую, чтобы  ты  это сделал, требую! Топни,  говорю тебе! Топни,
топни!