заготовленную  Сулейман-бен-Даудом  для животных  всего  мира. Это был очень
милый зверь, и  мать горячо любила его, так же как его двадцать девять тысяч
девятьсот девяносто  девять  братьев,  которые жили на дне  морском.  Вы уже
знаете, что он  был самым  младшим из  них, а  потому  его называли Малюткой
Порджи. Он съел все ящики, тюки и узлы с провизией, приготовленной для всего
мира, и даже не дал себе труда распаковать их или  развязать веревки. Однако
это  ему нисколько  не  повредило. За ящиками  видны  высокие мачты кораблей
Сулейман-бен-Дауда.  Эти  корабли  подвозили  новый  запас  провизии,  когда
Малютка  Порджи  вышел  на  берег.  Кораблей  он  не  съел.   Они  не  стали
разгружаться  и поспешно  уплыли в море, пока Малютка Порджи  еще  не кончил
своей  еды. Вы  можете видеть, как несколько  кораблей  уплывают  за  спиной
Порджи. Я не нарисовал  Сулейман-бен-Дауда потому,  что он сам  в  удивлении
стоит  перед  этой  картиной.  Тюк,  который  свешивается  с мачты  корабля,
заключает  в  себе свежие  финики  для  попугаев. Как  называется каждый  из
кораблей, я не знаю. Вот и все, что здесь нарисовано.}

     Это была присказка, а теперь начнется сказка.
     У Сулеймана  было  много жен -  девятьсот  девяносто девять, не  считая
красавицы Балкис.
     Все  они жили в большом  золотом  дворце  посреди великолепного сада  с
фонтанами.
     Сулейман-бен-Дауд вовсе не желал  иметь столько  жен, но  в те  времена
обычай требовал, чтоб у всех было по нескольку жен, а  у султана больше, чем
у других.
     Одни из жен были красивы, другие нет. Некрасивые ссорились с красивыми,
потом  все  ссорились  с султаном, и  это его  приводило в  отчаяние. Только
красавица Балкис никогда не ссорилась с Сулейман-бен-Даудом. Она его слишком
любила и, сидя в своих раззолоченных покоях или гуляя по дворцовому саду, не
переставала думать о нем и огорчаться за него.
     Конечно, Сулейман мог повернуть  кольцо на пальце  и  вызвать подземных
духов, которые превратили бы всех девятьсот девяносто девять сварливых жен в
белых  мулов,  или в  борзых  собак, или в  гранатовые семена; но  к  такому
решительному средству  он не хотел прибегать, рассуждая,  что это значило бы
подчеркивать свою  власть и хвастаться ею. Поэтому, когда султанши  затевали
ссору, он уходил подальше в сад и проклинал  минуту,  когда  родился на свет
Божий.
     Однажды, когда ссоры  продолжались целых три  недели, - ссорились между
собою все девятьсот  девяносто девять жен, - Сулейман-бен-Дауд,  как всегда,
отправился искать успокоения в роскошном саду. Под апельсинными деревьями он
встретил  красавицу  Балкис, которая была  очень огорчена  тем,  что  султан
переживает такие неприятности. Она сказала ему:
     - О мой повелитель, свет очей моих!  Поверни кольцо на пальце и  покажи
этим султаншам  Египта, Месопотамии, Персии и Китая, что ты могущественный и
грозный властитель.
     Сулейман-бен-Дауд покачал головой и ответил:
     - О подруга моя, радость дней моих!  Вспомни, как зверь вышел из моря и
пристыдил  меня перед всеми  зверями в мире за мое тщеславие. Если  я  стану
хвастаться своим могуществом перед султаншами Египта, Месопотамии, Персии  и
Китая только потому,  что они изводят меня своими  ссорами, то мне будет еще
стыднее.
     Красавица Балкис спросила:
     - О мой повелитель, сокровище души моей! Что ж ты будешь делать?
     Сулейман-бен-Дауд ответил:
     -  О  подруга моя,  утеха  моего  сердца! Я  покорюсь  своей  судьбе  и
постараюсь терпеливо выносить вечные ссоры девятисот девяноста девяти жен.
     Он еще гулял некоторое время между  лилиями, розами, каннами и душистым
имбирем, а потом сел отдохнуть под своим любимым камфарным деревом. А Балкис
спряталась  в чаще  пестролистных бамбуков, высоких  ирисов и красных лилий,
росших около камфарного  дерева, чтобы быть поближе к своему горячо любимому
мужу.
     Вдруг  под  дерево   прилетели  два   мотылька,  ссорясь  между  собою.
Сулейман-бен-Дауд услыхал, как один из них сказал другому:
     - Удивляюсь, как  ты  позволяешь себе говорить со  мной таким  образом.
Разве   ты  не  знаешь,  что  стоит  мне  топнуть  ногою  -  и  весь  дворец
Сулейман-бен-Дауда вместе с  этим роскошным садом мгновенно исчезнет с  лица
земли?
     Сулейман-бен-Дауд забыл о своих девятистах  девяноста девяти  сварливых
женах.  Хвастовство мотылька очень его рассмешило, и он до того хохотал, что
камфарное дерево затряслось. Протянув палец, он сказал:
     - Иди-ка сюда, малютка.
     Мотылек страшно  испугался, но все-таки полетел на руку  султана и сел,
похлопывая  крылышками.  Сулейман-бен-Дауд  наклонился  к  нему  и  тихонько
шепнул:
     -  Послушай, малютка, ведь ты знаешь, что, сколько бы ты  ни  топал, ты
даже не  пригнешь к земле самой тоненькой травки. Зачем  же ты рассказываешь
небылицы своей жене? Ведь эта бабочка, вероятно, твоя жена?
     Мотылек взглянул на Сулейман-бен-Дауда и увидел, что глаза мудрого царя
блестят, как  звезды в морозную ночь. Он собрал всю свою  храбрость, склонил
голову набок и сказал:
     - О царь, да продлится жизнь твоя вовеки! Это действительно моя жена. А