созвездия в созвездие, как шашки переходят с клетки на клетку. Так, любя и
ненавидя друг  друга,  они  вечно  движутся по  небу.  Если  ты  знаешь их
симпатии и антипатии,  -- продолжал он, -- ты можешь заставить их вылечить
своего больного, навредить своему врагу или вскрыть тайные причины событий
и  явлений.  Мистер Калпепер говорил об этих планетах так,  будто они были
его собственные, или будто он давно с ними сражался. Дети по шею залезли в
сено, как в нору, и сквозь открытую дверь долго смотрели на величественное
усеянное  звездами  небо.   Под  конец  им   стало  казаться,   будто  они
проваливаются и  летят  в  него  вверх тормашками,  а  мистер Калпепер все
продолжал  рассуждать  о  "триадах",   "противостояниях",   "соединениях",
"симпатиях"  и   "антипатиях"  тоном,   как  нельзя  лучше  подходившим  к
обстановке.
   У Мидденборо под брюхом пробежала крыса, и он стал бить копытом.
   -- Мид крыс терпеть не может,  -- сказал Дан, кидая старому пони охапку
сена. -- Интересно, почему?
   -- На  это  дает  ответ  божественная  астрология,   --  сказал  мистер
Калпепер. -- Лошадь, будучи животным воинским -- она ведь несет человека в
битву,  -- естественно, принадлежит красной планете Марсу -- богу войны. Я
бы вам его показал, но он сейчас слишком близок к закату. Теперь смотрите:
Марс --  красный,  Луна -- белая, Марс -- горячий, Луна -- холодная, и так
далее;  поэтому естественно,  что между ними возникает, как я уже говорил,
антипатия,   или,   как  вы  ее  называете,  ненависть.  Эта-то  антипатия
передается всем существам,  находящимся под  покровительством той или иной
планеты.  Отсюда,  друзья мои,  следует,  что лошадь бьет копытом у себя в
стойле,  что вы видели и слышали сами,  под влиянием той же силы,  которая
приводит в движение светила на вечно неизменном лике небес! Гм-гм!
   Пак лежал и жевал какой-то листок.  Дети почувствовали, как он трясется
от смеха, а мистер Калпепер поднялся и сел.
   -- Я  лично,  --  сказал он,  --  спас жизнь людям,  и  немалому числу,
кстати, всего лишь тем, что вовремя подметил (а ведь для всего под солнцем
есть свое время),  вовремя подметил,  говорю,  связь между столь ничтожной
тварью,  как крыса,  и  этим столь же высоким,  сколь и грозным серпом над
нами.  --  Рука Калпепера вычертила полумесяц на фоне неба.  --  Между тем
есть еще кое-кто, -- мрачно продолжал он, -- кто этого так и не понял.
   -- Конечно,  есть,  -- подтвердил Пак. -- Повидавший жизнь дурак -- это
дурак из дураков.
   Мистер Калпепер закутался в плащ и замер,  а дети рассматривали Большую
Медведицу, раскинувшуюся над холмом.
   -- Не  торопите  его,  --  сказал  Пак,  прикрывая рот  рукой.  --  Ник
разворачивается медленно, точно буксир с баржой.
   -- Ну что ж!  --  неожиданно произнес мистер Калпепер. -- Я докажу вам.
Когда я  был  врачом в  кавалерийском отряде и  сражался с  королем,  или,
точнее,  с неким Карлом Стюартом[*63],  при Оксфордшире[*64] (а учился я в
Кембридже [*65]),  чума в окрестностях косила всех подряд.  Я видел ее под
самым боком.  Так что тот,  кто говорит,  будто в чуме я ничего не смыслю,
тот абсолютно далек от истины.
   -- Мы признаем твои заслуги,  --  торжественно сказал Пак. -- Но к чему
этот разговор о чуме в такую прелестную ночь?
   -- Чтобы подтвердить мои слова.  Поскольку чума в Оксфордшире,  дорогие
мои,  распространялась по  каналам и  рекам,  то есть была гнилой по своей
природе,  она  была  излечима только одним способом --  пациента надо было
опустить в  холодную воду  и  затем  оставить лежать в  мокрой одежде.  По
крайней мере,  именно таким способом я вылечил несколько человек. Заметьте
это. Это связано с тем, что случится дальше.
   -- Заметь и  ты,  Ник,  --  произнес Пак,  --  что перед тобой не  твои
коллеги медики,  а всего лишь мальчик и девочка,  да еще я,  бедный Робин.
Поэтому говори проще и не мудри.
   -- Если говорить просто и  по  порядку,  я  был  ранен в  грудь,  когда
собирал буковину,  на ручье неподалеку от Темзы[*66].  Люди короля привели
меня к  своему полковнику,  некоему Блэггу или  Брэггу,  и  я  его  честно
предупредил,  что провел последнюю неделю среди пораженных чумой. Он велел
бросить меня в какой-то хлев,  очень похожий на этот,  --  умирать,  как я
полагаю;  но один из священников ночью пролез ко мне и перевязал мне рану.
Он был родом из Сассекса, так же как и я.
   -- Кто же это? -- неожиданно спросил Пак. -- Жак Татшом?
   -- Нет, Джек Маржет, -- ответил мистер Калпепер.
   -- Джек Маржет из Нью-Колледжа? [*67] Этот коротышка весельчак, ужасный
заика? Каким же образом судьба забросила его в Оксфорд?
   -- Он приехал из Сассекса в надежде,  что король,  усмирив бунтовщиков,
как они называли нас, армию парламента, сделает его епископом. Люди из его
прихода собрали королю изрядную сумму денег в  долг,  которую король так и
не вернул,  как не сделал он епископом простофилю Джека. Когда мы с Джеком
встретились,  он  уже успел насытиться по  горло королевскими обещаниями и
думал только о том,  как бы вернуться к своей жене и малышам. Сверх всяких
ожиданий, это произошло очень скоро. Как только я оправился от раны и смог
ходить,  этот  полковник  Блэгг  просто  вышвырнул нас  обоих  из  лагеря,
объясняя это тем,  что мы заразные:  я  лечил больных чумой,  а Джек лечил
меня.  Теперь,  когда король получил деньги, собранные приходом Джека, сам
Джек был  ему больше не  нужен,  а  меня терпеть не  мог доктор из  отряда
Блэгга,  потому что  я  не  мог молча сидеть и  смотреть,  как он  калечит