снять кольцо.  Он еще может к  нам вернуться.  Вернись же!  Вернись!"  Она
подошла так близко, как только смела, но не могла дотронуться до Холодного
Железа.  Мальчик мог бы  снять кольцо.  Да,  мог бы.  Мы  стояли и  ждали,
сделает  ли  он  это,  но  он  решительно поднял  руку  и  защелкнул замок
навсегда.
   "Разве я мог поступить иначе?" -- сказал он.
   "Нет, наверное, нет, -- ответил я. -- Скоро утро, и если вы трое хотите
попрощаться,  то прощайтесь сейчас, потому что с восходом солнца вы должны
будете подчиниться Холодному Железу, которое вас разлучит".
   Мальчик,  сэр Хьюон и леди Эсклермонд сидели,  прижавшись друг к другу,
по  их  щекам текли слезы,  и  до  самого рассвета они говорили друг другу
последние слова прощания.
   Да, такого благородного мальчика на свете еще не было.
   -- И что с ним стало? -- спросила Юна.
   -- Едва забрезжил рассвет,  он  сам и  его судьба подчинились Холодному
Железу.  Мальчик отправился жить и трудиться к людям.  Однажды он встретил
девушку,  близкую ему по духу,  и  они поженились,  и у них родились дети,
прямо-таки "куча мала",  как говорит поговорка. Может быть, в этом году вы
еще встретите кого-нибудь из его потомков.
   -- Хорошо бы! -- сказала Юна. -- Но что же делала бедная леди?
   -- А  что вообще можно сделать,  когда сам ас Тор выбрал мальчику такую
судьбу? Сэр Хьюон и леди Эсклермонд утешали себя лишь тем, что они научили
мальчика,  как помогать людям и  влиять на  них.  А  он  действительно был
мальчиком с прекрасной душой!  Кстати, не пора ли вам уже идти на завтрак?
Пойдемте, я вас немного провожу.
   Вскоре  Дан,  Юна  и  Пак  дошли  до места, где стоял сухой, как палка,
папоротник.  Тут  Дан  тихонько  толкнул  Юну  локтем,  и  она  тотчас  же
остановилась и в мгновение ока надела одну сандалию.
   -- А теперь,  -- сказала она, с трудом балансируя на одной ноге, -- что
ты  будешь  делать,  если  мы  дальше не  пойдем?  Листьев Дуба,  Ясеня  и
Терновника тут тебе не сорвать, и, кроме того, я стою на Холодном Железе!
   Дан  тем временем тоже надел вторую сандалию,  схватив сестру за  руку,
чтобы не упасть.
   -- Что-что?  --  удивился Пак.  --  Вот оно людское бесстыдство!  -- Он
обошел их вокруг,  трясясь от удовольствия.  --  Неужели вы думаете,  что,
кроме горстки мертвых листьев,  у меня нет другой волшебной силы?  Вот что
получается, если избавить вас от страха и сомнения! Ну, я вам покажу!

                    Что царства, троны, столицы
                    У времени в глазах?
                    Расцвет их не больше длится,
                    Чем жизнь цветка в полях.
                    Но набухнут новые почки
                    Взор новых людей ласкать,
                    Но на старой усталой почве
                    Встают города опять.

                    Нарцисс краткосрочен и молод,
                    Ему невдомек,
                    Что зимние вьюги и холод
                    Придут в свой срок.
                    По незнанью впадает в беспечность,
                    Гордясь красотой своей,
                    Упоенно считает за вечность
                    Свои семь дней.

                    И время, живого во имя
                    Доброе ко всему,
                    Делает нас слепыми,
                    Подобно ему.
                    На самом пороге смерти
                    Тени теням шепнут
                    Убежденно и дерзко: "Верьте,
                    Вечен наш труд!"

   Минуту  спустя дети  уже  были  у  старика Хобдена и  принялись за  его
немудреный завтрак --  холодного фазана. Они наперебой рассказывали, как в
папоротнике чуть не наступили на осиное гнездо, и просили старика выкурить
ос.
   -- Осиным гнездам быть еще рано, и я не пойду туда копаться ни за какие
деньги,  --  отвечал старик спокойно.  -- Мисс Юна, у тебя в ноге застряла
колючка. Садись-ка и надевай вторую сандалию. Ты уже большая, чтобы бегать
босиком, даже не позавтракав. Подкрепляйся-ка фазаненком.

        ¶ДОКТОР МЕДИЦИНЫ§

   После вечернего чая Дан и  Юна,  взяв по велосипедному фонарику,  стали
играть в  прятки.  Свой фонарь Дан повесил на  яблоню,  что росла на  краю
цветочной клумбы в  углу  обнесенного забором сада,  а  сам,  скрючившись,
притаился за кустами крыжовника,  готовый мгновенно выскочить оттуда,  как