особенно сильно, ведь сам он был простым смертным.
   Когда он  подрос,  он смог спокойно ходить по земле среди людей и  там,
где было Холодное Железо, и там, где его не было. Поэтому я стал брать его
с собой на ночные прогулки,  где он мог бы спокойно смотреть на людей, а я
мог бы  следить,  чтобы он  не коснулся Холодного Железа.  Это было совсем
нетрудно,   ведь  на   земле  для  мальчика  было  столько  интересного  и
привлекательного, помимо этого железа. И все же он был сущее наказание!
   Никогда не забуду,  как я  впервые отвел его к маленьким Линденам.  Это
вообще была  его  первая ночь,  проведенная под  какой-либо крышей.  Запах
ароматных  свечей,  мешающийся  с  запахом  подвешенных  свиных  окороков,
перина,  которую как раз набивали перьями,  теплая ночь с моросящим дождем
-- все  эти  впечатления разом обрушились на  него,  и  он  совсем потерял
голову.  Прежде чем я успел его остановить -- а мы прятались в пекарне, --
он  забросал все небо молниями,  зарницами и  громами,  от  которых люди с
визгом и  криком высыпали на улицу,  а одна девочка перевернула улей,  так
что мальчишку всего изжалили пчелы (он-то и  не подозревал,  что ему может
грозить такая напасть),  и  когда мы вернулись домой,  лицо его напоминало
распаренную картофелину.
   Можете  представить,  как  сэр  Хьюон и леди Эсклермонд рассердились на
меня,  бедного Робина! Они говорили, что мальчика мне больше доверять ни в
коем  случае  нельзя,  что  нельзя  больше отпускать его гулять со мной по
ночам,  но на их приказания мальчик обращал так же мало внимания, как и на
пчелиные  укусы.  Ночь  за  ночью, как только темнело, я шел на его свист,
находил  его  среди покрытого росой папоротника, и мы отправлялись до утра
бродить по земле, среди людей. Он задавал вопросы, я насколько мог отвечал
на  них.  Вскоре  мы попали в очередную историю. -- Пак так захохотал, что
ворота  затрещали. -- Однажды в Брайтлинге мы увидели мужчину, колотившего
в  саду  свою жену палкой. Я только собирался перебросить его через его же
собственную дубину, как наш пострел вдруг перескочил через забор и кинулся
на  драчуна. Женщина, естественно, взяла сторону мужа, и, пока тот колотил
мальчика,  она царапала моему бедняге лицо. И только когда я, пылая огнем,
словно береговой маяк, проплясал по их капустным грядкам, они бросили свою
жертву  и  убежали  в  дом.  На  мальчика было страшно смотреть. Его шитая
золотом  зеленая куртка была разорвана в клочья; мужчина изрядно отдубасил
его, а женщина в кровь исцарапала лицо. Он выглядел настоящим бродягой.
   "Послушай,  Робин,  --  сказал  мальчик,  пока  я пытался почистить его
пучком  сухой  травы,  --  я  что-то не совсем понимаю этих людей. Я бежал
помочь бедной старухе, а она же сама и набросилась на меня!"
   "А чего ты ожидал?  -- ответил я. -- Это, кстати, был тот случай, когда
ты  мог  бы  воспользоваться своим  умением колдовать,  вместо того  чтобы
бросаться на человека в три раза крупнее тебя".
   "Я не догадался,  --  сказал он. -- Зато разок так двинул ему по башке,
что это было не хуже любого колдовства".
   "Посмотри лучше на свой нос, -- посоветовал я, -- и оботри с него кровь
-- да  не  рукавом!  --  пожалей хоть то,  что  уцелело.  Вот  возьми лист
щавеля".
   Я-то знал,  что скажет леди Эсклермонд.  А  ему было все равно!  Он был
счастлив,  как цыган,  укравший лошадь,  хотя его шитый золотом костюмчик,
весь покрытый пятнами крови и  зелени,  спереди походил на костюм древнего
человека, которого только что принесли в жертву.
   Жители Холмов во всем, конечно же, обвинили меня.
   По их представлению, сам мальчик ничего плохого сделать не мог.
   "Вы  же  сами  воспитываете  его  так,  чтобы  в  будущем, когда вы его
отпустите,  он смог воздействовать на людей, -- отвечал я. -- Вот он уже и
начал  это делать. Что ж вы меня стыдите? Мне нечего стыдиться. Он человек
и по своей природе тянется к себе подобным".
   "Но мы не хотим,  чтобы он начинал так,  -- сказала леди Эсклермонд. --
Мы ждем,  что в  будущем он будет совершать великие дела,  а не шляться по
ночам и не прыгать через заборы, как цыган".
   "Я не виню тебя,  Робин,  --  сказал сэр Хьюон, -- но мне действительно
кажется, что ты мог бы смотреть за малышом повнимательнее".
   "Я  все  шестнадцать лет  слежу  за  тем,  чтобы  мальчик  не  коснулся
Холодного Железа,  --  возразил я.  --  Вы же знаете не хуже меня, что как
только он  прикоснется к  железу,  он  раз и  навсегда найдет свою судьбу,
какую бы  иную судьбу вы  для него ни готовили.  Вы мне кое-чем обязаны за
такую службу".
   Сэр  Хьюон  в  прошлом был  человеком,  и  поэтому был  готов  со  мной
согласиться, но леди Эсклермонд, покровительница матерей, переубедила его.
   "Мы  тебе  очень  благодарны,  --  сказал сэр Хьюон, -- но считаем, что
сейчас ты с мальчиком проводишь слишком много времени на своих холмах".
   "Хоть вы меня и упрекнули, -- ответил я, -- я даю вам последнюю попытку
передумать".  Ведь я терпеть не мог,  когда с меня требовали отчета в том,
что я делаю на собственных холмах. Если бы я не любил мальчика так сильно,
я не стал бы даже слушать их попреки.
   "Нет-нет! -- сказала леди Эсклермонд. -- Когда он бывает со мной, с ним
почему-то ничего подобного не происходит. Это целиком твоя вина".
   "Раз вы так решили, -- воскликнул я, -- слушайте же меня!"
   Пак дважды рассек ладонью воздух и продолжал:  "Клянусь Дубом, Ясенем и
Терновником,  а  также молотом аса Тора,  клянусь перед всеми вами на моих
холмах,  что с  этой вот секунды и  до тех пор,  когда мальчик найдет свою