|
затрещали, потом завертел им над головой, разгоняя ощетинившихся от страха
волков.
- Ты господин, - сказала Багира шепотом. - Спаси Акелу от смерти. Он
всегда был тебе другом.
Акела, угрюмый старый волк, никогда в жизни не просивший пощады,
теперь бросил умоляющий взгляд на Маугли, а тот стоял в свете горящей
ветви, весь голый, с разметавшимися по плечам длинными черными волосами, и
тени метались и прыгали вокруг него.
- Так! - сказал Маугли, медленно озираясь кругом. - Вижу, что вы
собаки. Я ухожу от вас к своему народу - если это мой народ. Джунгли
теперь закрыты для меня, я должен забыть ваш язык и вашу дружбу, но я буду
милосерднее вас. Я был вашим братом во всем, кроме крови, и потому обещаю
вам, что, когда стану человеком среди людей, я не предам вас людям, как вы
предали меня. - Он толкнул костер ногой, и вверх полетели искры. - Между
нами, волками одной Стаи, не будет войны. Однако нужно заплатить долг,
прежде чем уйти.
Маугли подошел близко к тому месту, где сидел Шер-Хан, бессмысленно
моргая на огонь, и схватил его за кисточку на подбородке. Багира пошла за
ним на всякий случай.
- Встань, собака! - крикнул Маугли. - Встань, когда говорит человек,
не то я подпалю тебе шкуру!
Шер-Хан прижал уйти к голове и закрыл глаз; потому что пылающий сук
был очень близко.
- Этот скотоубийца говорил, что убьет меня на Совете, потому что не
успел убить меня в детстве... Вот так и вот так мы бьем собаку, когда
становимся людьми. Шевельни только усом, Хромой, и я забью тебе в глотку
Красный Цветок.
Он бил Шер-Хана по голове пылающей веткой, тигр скулил и стонал в
смертном страхе.
- Фу! Теперь ступай прочь, паленая кошка! Но помни: когда я в
следующий раз приду на Скалу Совета, я приду со шкурой Шер-Хана на
голове... Теперь вот что. Акела волен жить, как ему угодно. Вы его не
убьете, потому что я этого не хочу. Не думаю также, что вы долго еще
будете сидеть здесь, высунув язык, словно важные особы, а не собаки,
которых я гоню прочь, вот так! Вон, вон!
Конец сука бешено пылал, Маугли раздавал удары направо и налево по
кругу, а волки разбегались с воем, унося на своей шкуре горящие искры. Под
конец на скале остались только Акела, Багира и, быть может, десяток
волков, перешедших на сторону Маугли. И тут что-то начало жечь Маугли
изнутри, как никогда в жизни не жгло. Дыхание у него перехватило, он
зарыдал, и слезы потекли по его щекам.
- Что это такое? Что это? - говорил он. - Я не хочу уходить из
джунглей, и я не знаю, что со мной делается. Я умираю, Багира?
- Нет, Маленький Брат, это только слезы, какие бывают у людей, -
ответила Багира. - Теперь я знаю что ты человек и уже не детеныш больше.
Отныне джунгли закрыты для тебя... Пусть текут, Маугли. Это только слезы.
И Маугли сидел и плакал так, словно сердце его разрывалось, потому
что он плакал первый раз жизни.
- Теперь, - сказал он, - я уйду к людям. Но прежде я должен
проститься с моей матерью.
И он пошел к пещере, где Мать Волчица жила с Отцом Волком, и плакал,
уткнувшись в ее шкуру, а четверо волчат жалобно выли.
- Вы не забудете меня? - спросил Маугли.
- Никогда, пока можем идти по следу! - сказали волчата. - Приходи к
подножию холма, когда станешь человеком, и мы будем говорить с тобой или
придем в поля и станем играть с тобой по ночам.
- Приходи поскорей! - сказал Отец Волк. - О Мудрый Лягушонок, приходи
поскорее, потому что мы с твоей матерью уже стары.
- Приходи скорей, мой голый сынок, - сказала Мать Волчица, - ибо
знай, дитя человека, я люблю тебя больше, чем собственных волчат.
- Приду непременно, - сказал Маугли. - Приду для того, чтобы положить
шкуру Шер-Хана на Скалу Совета. Не забывайте меня! Скажите всем в
джунглях, чтобы не забывали меня!
Начинал брезжить рассвет, когда Маугли спустился один с холма в
долину, навстречу тем таинственным существам, которые зовутся людьми.
ОХОТА КАА
Все, о чем здесь рассказано, произошло задолго до того, как Маугли
был изгнан из Сионийской Стаи и отомстил за себя тигру Шер-Хану. Это
случилось в то время, когда медведь Балу обучал его Закону Джунглей.
Большой и важный бурый медведь радовался способностям ученика, потому что
волчата обычно выучивают из Закона Джунглей только то, что нужно их Стае и
племени, и бегают от учителя, затвердив охотничий стих: "Ноги ступают без
шума, глаза видят в темноте, уши слышат, как шевелится ветер в своей
берлоге, зубы остры и белы - вот приметы наших братьев, кроме шакала
Табаки и гиены, которых МЫ ненавидим". Но Маугли, как детенышу человека,
нужно было знать гораздо больше.
|
|