большую часть своей жизни в Сионийской Волчьей  Стае,  обучаясь  Закону  у
бурого медведя Балу.  Это  Балу  сказал  мальчику,  когда  тому  наскучило
выполнять его приказания, что  Закон  подобен  цепкой  лиане:  он  хватает
всякого и никому от него не уйти.
     - Когда ты проживешь с мое,  Маленький  Брат,  то  увидишь,  что  все
джунгли повинуются одному Законну. И это будет не очень приятно видеть,  -
сказал Балу.
     Его слова вошли в одно ухо  Маугли  и  вышли  в  другое:  мальчик,  у
которого вся жизнь уходит на еду и сон, не  станет  особенно  тревожиться,
пока беда не подойдет к нему вплотную. Но настал  год,  когда  слова  Балу
подтвердились, и Маугли увидел, что все джунгли повинуются одному Закону.
     Это началось после того, как зимних дождей не выпало почти  совсем  и
дикобраз Сахи, повстречав Маугли в бамбуковых зарослях, рассказал ему, что
дикий ямс подсыхает. А всем известно, что Сахи привередлив до  смешного  и
ест только самое вкусное и самое спелое. Маугли засмеялся и сказал:
     - А мне какое дело?
     - Сейчас - почти никакого, - сухо и неприветливо ответил Сахи,  гремя
иглами, - а там будет видно. Можно ли еще  нырять  в  глубоком  омуте  под
Пчелиной Скалой, Маленький Брат?
     - Нет. Глупая вода вся ушла куда-то, а я не хочу разбить себе голову,
- сказал Маугли, который был уверен, что знает не меньше пяти  дикобразов,
вместе взятых.
     - Тебе же хуже: в маленькую трещину  могло  бы  войти  сколько-нибудь
ума.
     Сахи быстро увернулся, чтобы Маугли не дернул его за щетинки на носу.
Когда Маугли передал Балу  слова  Сахи,  медведь  на  минуту  задумался  и
проворчал:
     - Будь я один, я переменил бы место охоты, прежде чем другие об  этом
догадаются. Но только охота среди чужих всегда кончается дракой -  как  бы
они не повредили детенышу. Подождем, посмотрим, как будет цвести махуа.
     Этой весной дерево махуа, плоды которого очень любил Балу, так  и  не
зацвело. Сливочного цвета восковые лепестки были сожжены зноем, прежде чем
успели развернуться, и лишь несколько  дурно  пахнущих  бутонов  упало  на
землю, когда медведь стал на задние лапы и потряс  дерево.  Потом  шаг  за
шагом безмерный зной пробрался в самое сердце джунглей, и  они  пожелтели,
побурели и наконец почернели. Зеленая поросль по склонам оврагов выгорела,
помертвела и свернулась кусками черной проволоки; потаенные озера  высохли
до дна, покрылись  коркой,  и  даже  самые  легкие  следы  по  их  берегам
сохранялись  долго,  словно  вылитые  из  чугуна;  сочные   стебли   плюща
обвивавшие деревья, упали к их подножию и увяли; бамбук засох  и  тревожно
шелестел на знойном ветру; мох сошел со скал в  глубине  джунглей,  и  они
стали такими же голыми и горячими, как синие валуны в русле потока.
     Птицы и обезьяны ушли на север в самом начале года, понимая,  что  им
грозит беда, а олени и дикие свиньи забирались далеко в сохнущие на  корню
поля вокруг деревень и нередко умирали на глазах у людей, которые  слишком
ослабели, чтобы убивать их. Коршун Чиль остался  в  джунглях  и  разжирел,
потому что падали было очень много. Каждый  вечер  он  твердил  зверям,  у
которых уже не хватало сил уйти на новые места, что солнце  убило  джунгли
на три дня полета во все стороны
     Маугли, до сих пор не знавший настоящего голода, принялся  за  старый
мед, трехлетней давности; он выгребал из опустелых ульев среди  скал  мед,
черный,как терновые ягоды, и покрытый налетом застывшего сахара. А еще  он
доставал личинок, забравшихся глубоко под кору деревьев, и таскал у ос  их
детву. От дичи в джунглях остались кости да кожа, и Багира убивала  трижды
в ночь и все не могла наесться досыта. Но  хуже  всего  было  то,  что  не
хватало воды, ибо Народ Джунглей пьет хоть и редко, но вволю.
     А зной все держался и держался и выпил всю влагу, и в конце концов из
всех потоков  оставалось  только  главное  русло  Вайнганги,  по  которому
струился тоненький ручеек воды между мертвыми берегами; и когда дикий слон
Хатхи, который живет сто лет и даже больше, увидел длинный синий  каменный
хребет, выступивший из-под воды посередине потока, он узнал Скалу  Мира  и
тут же поднял хобот и затрубил, объявляя Водяное Перемирие, как  пятьдесят
лет назад объявил это Перемирие его отец. Олени, дикие  свиньи  и  буйволы
хрипло подхватили его призыв, а коршун Чиль,  летая  над  землей  большими
кругами, свистом и криком извещал джунгли о Перемирии.
     По Закону Джунглей за убийство  у  водопоя  полагается  смерть,  если
Перемирие уже объявлено. Это потому, что питье важнее еды. Каждый зверь  в
джунглях сможет как-нибудь перебиться, если мало дичи, но вода есть  вода,
и если остался только один источник, всякая охота прекращается, пока Народ
Джунглей ходит к нему на водопой. В хорошие  времена,  когда  воды  бывало
много, зверям, ходившим на водопой к Вайнганге или в другое место, грозила
смерть, и  эта  опасность  много  прибавляла  к  прелестям  ночной  жизни.
Спуститься к реке так ловко, чтобы не зашелестел ни один  листок;  бродить
по колено в грохочущей воде порогов,  которая  глушит  всякий  шум;  пить,
оглядываясь через  плечо,  в  страхе  напрягая  все  мускулы  для  первого
отчаянного прыжка, а потом покататься по песчаному берегу  и  вернуться  с
мокрой мордой и полным животом к восхищенному стаду, - все это с восторгом
проделывали молодые олени с блестящими гладкими рожками именно потому, что
в любую минуту Багира или Шер-Хан могли броситься  на  них  и  унести.  Но
теперь эта игра в жизнь и смерть была кончена, и Народ  Джунглей  подходил