ждешь, чтобы части пушек скрепили, а потом смотришь, как маленькие круглые 
снаряды падают на 
вершины деревьев там, далеко внизу.
     - А ты никогда не спотыкаешься? - спросила полковая лошадь.
     - Говорят, что когда мул спотыкается, можно расщепить куриное ухо, - 
сказал 
Билли. - 
Может быть, плохо надетое седло иногда способно пошатнуть мула, но это 
случается 
крайне редко. 
Хотелось бы мне показать вам всем наше дело. Оно прекрасно. Сознаюсь, 
понадобилось три года, 
чтобы я узнал, чего хотят от нас люди. Все искусство заключается в том, чтобы 
мы 
никогда не 
виднелись на горизонте, так как, в противном случае, нас могут осыпать 
выстрелами. Помни это, 
юноша. Старайся всегда, по возможности, скрываться, даже, если для этого тебе 
придется сделать 
крюк в целую милю. Когда дело доходит до подъема на горы, я веду за собой 
батарею.
     - Знать, что в тебя стреляют, не имея возможности броситься в толпу 
стреляющих, - задумчиво 
сказала полковая лошадь. - Я не могла бы этого вынести! Мне непременно 
захотелось бы напасть 
на них вместе с Диком.
     - О, нет, нет, ты не могла бы сделать этого; знаешь, когда орудия занимают 

позицию, нападают 
только пушки. Это научный и правильный метод; а ножи... Фу!
     Некоторое время грузовой верблюд вертел своей головой, желая вставить 
слово, потом я 
услышал, как он, прочистив горло, нервно заметил:
     - Я... я... я тоже немного сражался, но не так, как вы, взбираясь на горы 
или бросаясь на 
неприятеля.
     - Конечно, раз ты упоминаешь об этом, - бросил ему Билли. - Замечу, что ты,
 
по-видимому, 
не создан для подъемов на горы или долгого бега. Ну, скажи, как же было дело, 
скажи, старый 
Сенной Тюк?
     - Бились, как следует, - ответил верблюд. - Все мы сели...
     - Ах, мой круп и лопатки! - про себя произнесла полковая лошадь, и вслух 
прибавила: - Ты 
говоришь "сели"?
     - Да, сели, все сто верблюдов сели, - продолжал он, - и образовали большой 

квадрат; люди 
нагромоздили наши вьюки и седла внутри этого квадрата и принялись стрелять 
поверх наших спин 
во все четыре стороны.
     - А что это были за люди? - спросила полковая лошадь. - В кавалерийской 
школе нас учат 
ложиться и не мешать нашим хозяевам стрелять через нас; но я позволила бы 
сделать это только 
одному Дику Кенлиффу. Это щекочет меня подле подпруги; кроме того, когда моя 
голова лежит на 
земле, я ничего не вижу.
     - Не все ли равно, кто стреляет через тебя? - спросил верблюд. - Ведь 
тогда 
поблизости много 
других людей, много других верблюдов, и поднимается громадное количество клубов 

дыма. Тогда я 
нисколько не боюсь. Я сижу тихо и жду.
     - А между тем, - заметил Билли, - когда тебе снятся дурные сны, ты 
пугаешься и тревожишь 
лагерь. Ну, ну! Раньше, чем я лягу, не говорю уж сяду, и позволю человеку 
стрелять через себя, мои 
копыта поговорят с его головой. Слышали ли вы что-нибудь ужаснее этого?
     Наступило продолжительное молчание. Наконец один из орудийных волов поднял 

свою 
огромную голову и сказал:
     - Да, очень глупо. Существует только один хороший способ борьбы.
     - Продолжай, - заметил Билли. - И, пожалуйста, не щади меня. Предполагаю, 
что вы, волы, 
сражаетесь, стоя на ваших хвостах?
     - Существует только один способ войны, - сказали сразу оба вола. (Они,