детскую теперь 
заползла змея...
     Но мать Тэдди не хотела и думать о таких ужасных вещах.
     Рано утром Рикки-Тикки явился на веранду к первому завтраку, сидя на плече 

Тэдди. Ему дали 
банан и кусочек вареного яйца. Он посидел поочередно на коленях у каждого, 
потому что всякий 
хорошо воспитанный мангус надеется, со временем, сделаться домашним животным и 
бегать по всем 
комнатам; а мать Рикки-Тикки (она жила в доме генерала в Сеговли) старательно 
объяснила ему, как 
он должен поступать при встрече с белыми.
     После завтрака Рикки-Тикки вышел в сад, чтобы хорошенько осмотреть его. 
Это 
был большой, 
только наполовину возделанный сад, с кустами роз Марешаль Ниель, такой высоты, 
какой они 
достигают только в оранжереях, с лимонными и апельсинными деревьями, с 
зарослями 
бамбука и 
чащами густой, высокой травы. Рикки-Тикки облизнул губы.
     - Какой превосходный участок для охоты, - сказал он; от удовольствия его 
хвост распушился, 
как щетка для ламповых стекол, и он стал шнырять взад и вперед по саду, нюхая 
там и сям, и, 
наконец, среди ветвей терновника услышал очень печальные голоса.
     Там сидели Дарси, птица-портной, и его жена. Соединив два листа и сшив их 
краешки листовыми 
фибрами, они наполнили пустое пространство между ними ватой и пухом, таким 
образом устроив 
прекрасное гнездо. Гнездо покачивалось; птицы сидели на его краю и плакали.
     - В чем дело? - спросил Рикки-Тикки.
     - Мы очень несчастны, - сказал Дарси. - Один из наших птенцов вчера выпал 
из гнезда, и Наг 
съел его.
     - Гм, - сказал Рикки-Тикки, - это очень печально, но я здесь недавно. Кто 
это Наг?
     Дарси и его жена вместо ответа притаились в своем гнезде, потому что 
из-под 
куста донеслось 
тихое шипение - ужасный холодный звук, который заставил Рикки-Тикки отскочить 
на 
два фута 
назад. И вот из травы, дюйм за дюймом, показалась голова, а потом и раздутая 
шея 
Нага, большой 
черной кобры, имевшей пять футов длины от языка до хвоста. Когда Наг поднял 
треть своего тела, 
он остановился, покачиваясь взад и вперед, точно колеблемый ветром куст 
одуванчиков, и посмотрел 
на Рикки-Тикки злыми змеиными глазами, никогда не изменяющими выражения, о чем 
бы ни думала 
змея.
     - Кто Наг? - сказал он. - Я - Наг! Великий бог Брама наложил на весь наш 
род свой знак, 
когда первая кобра раздула свою шею, чтобы охранять сон божества. Смотри и 
бойся!
     Наг еще больше раздул свою шею, и Рикки-Тикки увидел на ней знак, который 
так походил на 
очки и их оправу. На минуту он испугался; но мангус не может бояться долго; 
кроме того, хотя 
Рикки-Тикки никогда не видел живой кобры, его мать приносила ему для еды кобр 
мертвых, и он 
отлично знал, что жизненная задача взрослого мантуса - сражаться со змеями и 
поедать их. Наг 
тоже знал это, и в глубине его холодного сердца шевелился страх.
     - Хорошо, - сказал Рикки-Тикки, и шерсть его хвоста начала подниматься, - 
все равно; есть на 
тебе знаки или нет, ты не имеешь права есть птенчиков, выпавших из гнезда.
     Наг думал; в то же время он наблюдал за легким движением в траве позади 
Рикки-Тикки. Он знал, 
что раз в саду поселятся мангусы, это, рано или поздно, повлечет за собой его 
смерть и гибель его 
семьи, и ему хотелось заставить Рикки-Тикки успокоиться. Поэтому он немного 
опустил голову и 
наклонил ее на одну сторону.
     - Поговорим, - сказал Наг, - ты же ешь яйца. Почему бы мне не есть птиц?
     - Позади тебя! Оглянись! - пропел Дарси.
     Рикки-Тикки не хотел тратить времени, смотря по сторонам. Он подскочил как