и кончик 
беспокойного носа были розовые; любой лапкой, передней или задней, он мог 
почесывать себя везде, 
где угодно; мог распушить свой хвост, делая его похожим на щетку для ламповых 
стекол, а когда он 
несся через высокую траву, его боевой клич был: рикк-тикк-тикки-тикки-тчк.
     Однажды в середине лета ливень вымыл его из норы, в которой он жил со 
своими отцом и 
матерью, и унес барахтающегося и цокающего зверька в придорожную канаву. Рикки-
Тикки увидел 
там плывущий комок травы, изо всех сил ухватился за него и наконец потерял 
сознание. Когда 
зверек очнулся, он, сильно промокший, лежал на середине садовой дорожки под 
знойными лучами 
солнца; над ним стоял маленький мальчик и говорил:
     - Вот мертвый мангус. Устроим ему похороны.
     - Нет, - ответила мать мальчика. - Унесем зверька к нам домой и обсушим 
его. Может быть, 
он еще жив.
     Они внесли его в дом; очень высокий человек взял Рикки-Тикки двумя 
пальцами 
и сказал, что 
зверек не умер, а только почти задохнулся; Рикки-Тикки завернули в вату и 
согрели; он открыл глаза 
и чихнул.
     - Теперь, - сказал высокий человек (это был англичанин, который только что 

поселился в 
бунгало), - не пугайте его и посмотрим, что он станет делать.
     Труднее всего в мире испугать мангуса, потому что этого зверька, от его 
носика до хвоста, 
поедает любопытство. Девиз каждой семьи мангусов "Беги и узнай", а Рикки-Тикки 
был истинным 
мангусом. Он посмотрел на вату, решил, что она не годится для еды, обежал 
вокруг 
стола, сел и 
привел в порядок свою шерстку, почесался и вскочил на плечо мальчика.
     - Не бойся, Тэдди, - сказал мальчику отец. - Так он знакомится с тобой.
     - Ох, щекотно; он забрался под подбородок.
     Рикки-Тикки заглянул в пространство между воротником Тэдди и его шеей, 
понюхал его ухо, 
наконец, сполз на пол, сел и почесал себе нос.
     - Боже милостивый, - сказала мать Тэдди, - и это дикое создание! Я думаю, 
он такой ручной, 
потому что мы были добры к нему.
     - Все мангусы такие, - ответил ей муж. - Если Тэдди не станет дергать его 
за хвост, не 
посадит в клетку, он будет целый день то выбегать из дому, то возвращаться. 
Покормим его чем-
нибудь.
     Зверьку дали кусочек сырого мяса. Оно понравилось Рикки-Тикки; поев, 
мангус 
выбежал на 
веранду, сел на солнце и поднял свою шерсть, чтобы высушить ее до самых корней. 

И почувствовал 
себя лучше.
     - В этом доме я скоро узнаю гораздо больше, - сказал он себе, - чем все 
мои 
родные могли бы 
узнать за целую жизнь. Конечно, я останусь здесь и все рассмотрю.
     Он целый день бегал по дому; чуть не утонул в ванной; засунул носик в 
чернильницу на 
письменном столе; обжег его о конец сигары англичанина, когда взобрался на его 
колени, чтобы 
посмотреть, как люди пишут. Когда наступил вечер, мангус забежал в детскую 
Тэдди, чтобы видеть, 
как зажигают керосиновые лампы; когда же Тэдди лег в постель, Рикки-Тикки влез 
за ним и оказался 
беспокойным товарищем: он ежеминутно вскакивал, прислушивался к каждому шороху 
и 
отправлялся узнать, в чем дело. Отец и мать Тэдди пришли в детскую посмотреть 
на 
своего 
мальчика; Рикки-Тикки не спал; он сидел на подушке.
     - Это мне не нравится, - сказала мать мальчика, - он может укусить Тэдди.
     - Мангус не сделает ничего подобного, - возразил ее муж. - Близ этого 
маленького зверька 
Тэдди в большей безопасности, чем был бы под охраной негрской собаки. Если бы в