ночную охоту, главное, когда дичь подходила так хорошо...
     - Я виноват, - поднимаясь, сказал Маугли. - Ведь я искал тебя, 
Плоскоголовый, но при 
каждой нашей встрече ты делаешься все длиннее и толще. В джунглях нет никого, 
подобного тебе, 
Каа, мудрый, старый, сильный и прекрасный Каа.
     - Куда же ведет эта тропа? - голос Каа звучал мягче. - Всего месяц тому 
назад человечек с 
ножом бросал мне в голову камни и называл меня такими дурными именами, какими 
можно осыпать 
только маленькую дикую кошку, за то что я заснул на открытой поляне.
     - Да, и разогнал оленей во все четыре ветра, а в то время Маугли охотился. 

Плоскоголовый был 
так глух, что не услышал свистка и не пожелал сойти с оленьей тропинки, - 
спокойно ответил 
Маугли и уселся между пятнистыми кольцами.
     - А теперь этот самый человечек приходит к тому же самому Плоскоголовому с 

нежными, 
льстивыми словами; называет его мудрым, сильным и красивым, и старый 
Плоскоголовый верит ему 
и устраивает вот такое удобное местечко для бьющего его камнями человечка и... 
Тебе так удобно? 
Скажи, разве Багира может предоставить тебе такое удобное ложе для отдыха?
     Каа, по обыкновению, сделал из себя нечто вроде мягкого гамака для Маугли. 

Юноша в темноте 
съежился на упругой, похожей на канат, шее Каа; голова же огромного питона 
легла 
на его плечо. 
Наконец Маугли рассказал змее обо всем, что произошло в джунглях в эту ночь.
     - Может быть, я умен, - заметил Каа, - а глух наверняка; в противном 
случае 
я, конечно, 
услышал бы фиал. Неудивительно же, что травоядные беспокоятся. Сколько долов?
     - Я еще не видал их. Я прямо пришел к тебе. Ты старше Хати. Но, о Каа, - 
тут Маугли 
завозился от радостного чувства, - будет славная охота! Немногие из нас увидят 
новую луну!
     - Разве ты тоже хочешь биться? Помни, ты человек, помни также, что стая 
выгнала тебя. Пусть 
волки встретятся с собаками. Ведь ты-то человек.
     - Прошлогодние орехи теперь черная земля, - сказал Маугли. - Правда, я 
человек, но сегодня 
ночью я назвал себя волком и попросил реку и деревья помнить об этом. Пока долы 

не уйдут, я один 
из Свободного Народа.
     - Свободный Народ, - проворчал Каа. - Свободные воры! И ты запутал себя в 
смертельный 
узел, в память мертвых волков? Это нехорошая охота.
     - Я дал слово. Деревья знают это; река знает. Пока долы не уйдут, я не 
возьму назад своего 
слова.
     - Нгшш! Ну, это тропинки другого рода! Я хотел было увести тебя с собой к 
северным болотам; 
но слово - хотя бы слово маленького обнаженного, бесшерстого человечка - всегда 

слово. Теперь 
я, Каа, скажу...
     - Подумай хорошенько, Плоскоголовый, чтобы тоже не запутаться в 
смертельный 
узел. От тебя 
мне не нужно слова; я хорошо знаю...
     - Пусть так и будет, - сказал Каа. - Я не дам слова. Но что ты будешь 
делать, когда придут 
долы?
     - Они должны переплыть через реку. Я думал вместе со стаей встретить их 
моим ножом в 
мелкой воде. Ударяя лезвием и раскидывая этих собак, мы могли бы повернуть их 
вниз по течению 
или охладить им пасти.
     - Долы не отступят, и пасти им не охладить, - ответил Каа. - По окончании 
боя не останется 
ни человека, ни детеныша волка, а будут валяться только голые кости.
     - Алала! Если мы умрем, так умрем. Это будет отличная охота. Но мой 
желудок 
молод, и я видел 
немного дождей. Я не мудр и не силен. Придумал ты что-нибудь лучше, Каа?