вспаханные поля.


МОГИЛЬЩИКИ

     - Уважайте старых! - прозвучал из тины низкий голос, который заставил бы 
вас вздрогнуть, 
голос, напоминавший что-то мягкое, распадающееся на части. В нем были дрожь, 
хрип и визг.
     - Почтение к старшим! О, речные товарищи, почитайте старших!
     На всем широком пространстве реки не виднелось ничего, кроме небольшой 
флотилии барэ, 
сколоченных деревянными гвоздями, с квадратными парусами и нагруженных 
строительным 
камнем. Они только что вышли из-под железнодорожного моста и плыли вниз по 
течению. Люди 
подняли неуклюжие деревянные рули, чтобы не засесть на песчаных мелях, 
образовавшихся около 
опор моста. Когда флотилия прошла, по три баржи рядом, снова зазвучал страшный 
голос:
     - О, речные брамины, уважайте старого и больного!
     Один из сидевших на барже обернулся, поднял руку, произнес что-то, только 
не благословение, и 
баржи заскрипели дальше, уходя в туманный сумрак. Широкая река, скорее 
походившая на цепь 
небольших озер, нежели на поток, была неподвижна, точно зеркало; в ее главном 
русле отражалось 
красное, как песок, небо; близ низких берегов и под ними виднелись желтые и 
мутно-лиловые пятна. 
В период дождей небольшие ручьи вливались в эту реку; теперь же их высохшие 
устья висели выше 
линии воды. На левом берегу, почти под самым железнодорожным мостом, приютилась 

деревня, вся 
состоявшая из глины, кирпичей и плетенок; ее главная улица, по которой домашний 

скот 
возвращался теперь в свои хлева, бежала к реке и заканчивалась кирпичной 
платформой, куда 
приходили люди, которым надо было стирать и мыться. Селение называлось Меггер 
Гаут.
     Ночь быстро опускалась на поля, засеянные чечевицей, рисом и хлопком, 
расстилавшиеся в 
низине, ежегодно заливаемой рекой, на камыши, окаймлявшие окраину излучины, на 
пастбища, 
примыкавшие к тихим камышам. Еще недавно попугаи и вороны цокали и кричали, 
прилетев на 
вечерний водопой, но в этот час они уже удалились от реки на ночлег и встречали 

целые батальоны 
летучих мышей, которые называются летучими лисицами; одна туча за другой 
водяных 
птиц со 
свистом и гоготаньем стремились под прикрытие бамбуков. Тут были гуси с 
вытянутыми, как 
бочонки, головами и черными спинами, чайки; там и сям мелькали фламинго.
     Неуклюжий Адъютант (марабу) держался в тылу стаи и летел так лениво, точно 

каждый взмах его 
крыльев был последним.
     - Уважайте старших! Брамины реки, уважайте старших!
     Марабу слегка повернул голову, несколько раз ударил крыльями, пролетел в 
сторону голоса и 
тяжело опустился на песчаную мель ниже моста. Глядя на него, можно было понять, 

что это за 
мошенник. Со спины он казался неописуемо почтенным существом; он имел почти 
шесть футов в 
вышину и походил на приличную лысую особу. Спереди же оказывалось другое. На 
его 
голове и шее 
не сидело ни одного перышка, а ниже клюва висел безобразный мешок из 
красноватой 
кожи - 
хранилище всего, что он мог схватить своим острым клювом. Птица стояла на очень 

длинных, 
тонких, морщинистых ногах, но аккуратно переступала ими и с гордостью 
посматривала на них 
через плечо, когда чистила свои пепельно-серые хвостовые перья; потом Адъютант