вынимает 
ее обратно. Иногда ранние блуждания Бхагата будили Сону, спавшего где-нибудь 
свернувшись 
клубком, и большой зверь поднимался на задние лапы, собираясь начать бой, но, 
слыша голос 
отшельника, понимал, что перед ним его лучший друг.
     Почти про всех пустынников и монахов, живущих вдали от больших городов, 
рассказывают, что 
они могут совершать чудеса с дикими зверями, но для такого чуда нужно только, 
чтобы человек 
молчал, никогда не делал ни одного резкого движения и долгое время не смотрел в 

глаза своего 
дикого посетителя. Жители деревни видели смутный силуэт баразинга, который, 
точно тень, 
проходил в темном лесу подле святилища Кали; видели, что минол, гималайский 
фазан, в своем 
лучшем оперении сверкал перед статуей Кали, а внутри храмика лангуры, сидя на 
корточках, играли 
скорлупой грецких орехов. Многие дети слышали, как Сона, по обыкновению 
медведей, пел про себя 
свою песенку, где-то среди обвалившихся камней, и за Бхагатом упрочилась слава 
творителя чудес.
     Между тем он не думал о совершении чудес. Он считал, что все в мире - одно 

великое чудо, и 
что человек, знающий это, обрел некоторую мудрость. Он твердо верил, что во 
всей 
вселенной нет 
ничего великого и ничего ничтожного, и день и ночь стремился постичь сущность 
вещей и вернуться 
туда, откуда явилась его душа.
     Так он думал; его волосы отросли и теперь падали на плечи; в том месте 
каменной плиты, подле 
края антилоповой шкуры, где вечно стоял посох Бхагата, образовалась ямка, а то 
место между 
корнями деревьев, где день изо дня оставалась нищенская чаша, углублялось и 
стало почти таким же 
отполированным, как и сам сосуд; каждое животное знало свое определенное место 
подле очага. По 
мере изменения времен года, меняли окраску и поля внизу; молотильные площадки 
наполнялись, 
пустели и наполнялись снова; с наступлением зимы лангуры сновали между ветвями, 

припушенными легким снегом, а весной матери обезьяны приносили с собой из 
теплых 
долин своих 
маленьких детенышей с печальными глазками. В деревне произошло мало перемен. 
Священник 
постарел, многие из детей, приходивших к Бхагату с нищенской чашей, теперь 
посылали к нему 
своих собственных детей, а когда кто-либо спрашивал жителей деревни, давно ли 
их 
святой живет в 
святилище Кали близ горного прохода, они отвечали: "Всегда жил".
     Вот наступили такие летние дожди, каких много-много лет не видали в горах. 

Целых три месяца 
долину окутывали тучи и наполненный влагой туман; постоянный неумолимый дождь 
прерывался 
ливнем с грозой, и по окончании одной грозы налетала другая. Святилище Кали по 
большей части 
оставалось над тучами, и однажды Бхагат целый месяц ни разу не видел своей 
деревни. Она 
скрывалась под белым покровом, который качался, шевелился, клубился, вздымался 
в 
виде арки, но 
не срывался со своих устоев - облитых потоками дождя утесов.
     Все это время Бхагат слышал только шум миллиона капель воды: она лилась с 
деревьев, бежала 
под его ногами по земле, просачивалась сквозь хвою сосен, падала каплями с 
листочков промокших 
папоротников, неслась по вновь прорытым мутным руслам. Потом вышло солнце и 
разлился аромат 
деодаров и рододендронов; в воздухе чувствовался также чистый запах, который 
горцы зовут 
"благоуханием снегов". Жаркое солнце светило неделю; после этого дожди 
собрались 
для 
последнего ливня, и с неба хлынули потоки воды, которые, ударяясь о землю,