|
длинная, белая, пыльная дорога, вся покрытая следами босых ног; он мысленно
видел непрерывное
медленное движение по ней и чувствовал резкий запах древесного дыма, в сумраке
волнующего из-
под фиговых деревьев, оттуда, где путники садятся ужинать.
Когда наступила пора осуществить эту мечту, первый министр сделал все
необходимые шаги, и
через три дня вам было бы легче отыскать пузырек воздуха в широком водовороте
Атлантики,
нежели Пурун Дасса среди бродячих, встречающихся и расстающихся, миллионов
индусов.
Ночью он расстилал на земле кожу антилопы там, где его заставала темнота:
на обочине дороги, в
монастыре саньяси, подле сделанного из глины святилища Кала Пир, где йоги,
другое мистическое
общество святых людей, принимали его, как делают все знающие, что обозначают
касты и отделы
монахов, иногда на краю какой-нибудь индусской деревушки, куда прибегали дети с
пищей,
приготовленной их родителями, иногда же близ пастбищ, где отсвет от его костра
будил дремлющих
верблюдов. Пурун Дассу, или Пурун Бхагату, как он теперь называл себя, было все
равно, где
отдыхать. Земля, люди и пища - все стало для него безразлично. Тем не менее
ноги
Пуруна
бессознательно несли его к северу и востоку, с юга к Рохтаку, от Рохтака - к
Курнулю, от Курнуля
- к разрушенному Саманаху, потом - вверх по иссохшему руслу реки Гуггир,
которое
наполняется
только, когда с вершин текут дождевые потоки. И вот он увидел отдаленную линию
высоких
Гималайских гор.
Пурун Бхагат улыбнулся; он вспомнил, что его мать была браминкой из Кулу -
уроженка гор,
вечно тосковавшая по снежным вершинам, и мысленно сказал себе, что несколько
капель крови
горцев в конце концов влекут человека к горной стране.
- Там, - сказал Пурун Бхагат, поднимаясь на нижние склоны гор, где стояли
кактусы, похожие
на семисвечные светильники, - там я останусь и ко мне придет знание.
Прохладный гималайский ветер свистел в его ушах, пока он шел по дороге,
ведущей к Симле.
В последний раз он ехал по этой дороге с бряцающим кавалерийским эскортом,
направляясь к
самому кроткому и самому приветливому из вице-королей. Они целый час толковали
вдвоем о
лондонских общих друзьях и о настроениях простонародья Индии. Теперь же Пурун
Бхагат никого
не навещал. Вот он остановился и стал смотреть на красивые низины, которые
раскинулись под ним;
наконец, туземный полицейский-магометанин сказал ему, что он мешает движению по
дороге, и
Пурун Бхагат почтительно повиновался закону, так как хорошо знал его значение,
и
теперь сам
отыскивал для себя новые собственные законы. Он двинулся дальше, и эту ночь
спал
в пустой
хижине на Чета Симла, которая кажется границей мира. Однако его путешествие
только что
началось.
Пурун Бхагат пошел по гималайско-тибетскому пути, по маленькой
десятифутовой дороге,
взрывами проделанной в крепкой скале или поднимающейся на деревянных подпорках
над
пропастями глубиной в тысячу футов. Она то спускается в теплые, влажные,
защищенные от ветра
долины, то вьется через покрытые травой или обнаженные отроги гор, которые
солнце раскаляет
словно сквозь зажигательное стекло; то бежит через темные росистые леса, где
стоят древесные
папоротники, снизу доверху одетые листьями, а фазан призывает свою подругу.
Пурун Дасс встречал
|
|