я не его брат и... О 
матушка, матушка, у меня так тяжело на сердце! - Опуская на землю ребенка, он 
задрожал.
     - Немудрено, - ответила Мессуа, хлопоча над котелками, - вот что значит 
бегать ночью по 
болотам. Без сомнения, лихорадка забралась в твое тело до самого мозга костей. 
- 
Маугли слегка 
улыбнулся, не веря, будто что-нибудь в джунглях могло ему повредить. - Я 
разведу 
огонь, а ты 
напейся горячего молока. И брось этот жасминовый венок; от него в нашем 
маленьком доме делается 
трудно дышать.
     Маугли сел и, закрыв лицо руками, забормотал что-то. Разнородные, новые 
для 
него, ощущения 
охватили его, точно он действительно был отравлен. Голова у него кружилась, и 
он 
чувствовал себя 
нехорошо. Большими глотками юноша выпил молоко. Время от времени Мессуа 
поглаживала его по 
плечу, не зная, правда ли он ее сын, Нату, или перед ней какое-то чудесное 
создание из джунглей, во 
всяком случае довольная, что он, по крайней мере, существо из плоти и крови.
     - Сынок, - сказала она наконец, и ее глаза загорелись гордостью, - говорил 

ли тебе кто-
нибудь, что ты красивее всех людей?
     - А? - протянул Маугли. Он, конечно, никогда не слыхивал ничего подобного. 

Мессуа 
засмеялась мягким, счастливым смехом. Выражение его лица послужило для нее 
ответом.
     - Значит, я первая? Это хорошо, хотя мать редко говорит своему сыну такие 
хорошие вещи. Ты 
очень красив. Я никогда не видала другого такого человека.
     Маугли повернул голову, стараясь посмотреть на себя через свое жесткое 
плечо, и Мессуа опять 
расхохоталась и смеялась так долго, что юноша, не зная причины ее смеха, вторил 

ей; ребенок, тоже 
смеясь, бегал от одного к другой.
     - Нет, ты не должен смеяться над своим братом, - сказала Мессуа, прижимая 
ребенка к своей 
груди. - Если ты сделаешься наполовину так же хорош, мы женим тебя на младшей 
дочери короля, 
и ты будешь ездить на огромных слонах.
     Маугли не понимал и одного слова из трех во всей этой речи. Кроме того, 
горячее молоко, 
выпитое после долгих блужданий, начало действовать на него; он свернулся и 
через 
минуту крепко 
заснул. Мессуа отбросила волосы с его глаз, прикрыла его и почувствовала себя 
счастливой. По 
обычаю Народа Джунглей Маугли проспал весь конец этой ночи и весь следующий 
день; инстинкт, 
который никогда не засыпает совсем, подсказал ему, что бояться нечего. Наконец 
юноша проснулся 
и вскочил так порывисто, что вся хижина содрогнулась. Дело в том, что 
покрывавшее лицо одеяло 
заставило его грезить ловушками. Теперь он стоял, положив руку на нож, с 
глазами, отяжелевшими 
от сна, и готовый вступить в бой.
     Смеясь, Мессуа поставила перед ним ужин. Она подала только несколько 
грубых 
лепешек, 
испеченных на дымном костре, немного рису и кусок кислого, давно сохранявшегося 

тамаранда; но 
этого было достаточно, чтобы поддержать его силы до вечерней охоты. Запах росы 
в 
болотах 
пробудил в нем голод и беспокойство. Маугли захотелось продолжать свои весенние 

блуждания, но 
маленький мальчик требовал, чтобы он взял его на руки, а Мессуа просила 
позволения причесать его 
длинные синевато-черные волосы. И причесывая их, она пела, пела глупые детские