|
бородавчатые жабы заползали в пещеру, сердце девочки сжималось от страха: она
знала, что троллиха наверняка убьёт их, если заметит, и торопилась вынести
непрошеных гостей прочь из пещеры. Жабы были тяжёлыми и скользкими,
дотрагиваться до них было неприятно, но девочка брала их маленькими белыми
пальчиками и шептала:
— Бедняжки! Вы же не виноваты, что уродились такими гадкими и некрасивыми.
Здесь вам нельзя оставаться — матушка прибьёт вас, если заметит. Дайте-ка я
лучше отнесу вас на травку.
Как-то раз жена тролля поймала двух лесных голубей, свернула им шеи и сунула в
котёл с кашей. Бедняжка Бьянка Мария стояла рядом и плакала. Это взбесило
старуху.
— Полюбуйтесь-ка на эту неженку! Ревёт из-за каких-то голубей! Никогда из тебя
не вырастет настоящий тролль. Уж не знаю, в кого ты такая уродилась!
Конечно, жена тролля прекрасно знала в кого. Но муж строжайше запретил ей даже
намекать приёмышу, что она королевская дочь.
Прошли годы, и девочкам исполнилось шестнадцать. Дочь троллей выросла красивой
девушкой. Но красота её была необычной. Роста она была небольшого, но сложена
хорошо. Кожа с годами посветлела и стала зелено-желтой — цвета неспелого лимона.
Иссиня-чёрные волосы обрамляли лицо непослушными локонами. Большие чёрные
глаза, может быть, и казались бы красивыми, если бы не взгляд — злой и угрюмый.
Когда девушка злилась, они пылали огнём, так что люди в смущении отводили взоры,
а когда радовалась — источали насмешку и презрение. Казалось, она на всех
смотрит свысока. Чем старше становилась принцесса-тролль, тем больше портился
её нрав. Она била по щекам служанок, колола булавками камеристок, помогавших ей
одеваться, а когда почтенная графиня Эсмеральда осмелилась сделать ей замечание,
заявила:
— Ты ничего не понимаешь! Давно из ума выжила! Дрыхни себе в кресле, а в мои
дела не суйся! Всё равно по-моему будет!
И она делала что хотела. Иногда по целым дням валялась в постели, натянув
одеяло на голову. Случись кому заглянуть посмотреть, не проснулась ли она,
принцесса-тролль кричала:
— Подите прочь и оставьте меня в покое!
А иногда она вставала ни свет ни заря, когда ещё туман лежал над лугом, а в
небе не погасли ночные звёзды, шла на конюшню, будила конюха и, оттрепав его за
волосы, велела седлать самого норовистого коня.
— Не нужен мне такой недотёпа в провожатые! — кричала принцесса-тролль слуге и
пришпоривала коня. Прогулки верхом она всегда совершала в одиночестве, причём
скакала не рысью и не галопом, а пускала коня в карьер. Молнией летел он через
лес, а наездница так кричала и вопила, что птицы в страхе разлетались прочь.
Однажды девушка вернулась домой раскрасневшаяся и потная от бешеной скачки, и
король попросил её вести себя осторожнее. Это так разозлило принцессу, что она
в гневе разбила рукояткой кнута огромное зеркало. Осколки разлетелись, как
льдинки. Король побледнел и вышел из комнаты. Ни король, ни королева не могли
справиться с принцессой. Вот и решили они поскорей выдать её замуж.
— Может, зажив своим домом, она станет более покладистой, — вздохнул король. Но
королева не верила в то, что характер дочери исправится.
Был выбран жених — самый знатный и красивый молодой герцог в королевстве. Для
него высокой честью было получить руку королевской дочери, так что юноша и
спрашивать не смел, какой у неё характер. Он обязан был лишь поклониться до
земли и поблагодарить королевскую чету:
— Покорно благодарю.
Принцессе-троллю поначалу жених приглянулся, и она старалась в его присутствии
быть обходительной и ласковой. Герцог решил, что его невеста настоящий ангел.
Но со временем девушке надоело притворяться, и она стала проявлять свой
истинный нрав, чем весьма озадачила юношу. Он и представить себе не мог, что
принцесса может позволить себе кричать на придворных и бить по щекам служанок,
а однажды он видел, как девушка показала язык старшей придворной даме — графине
Эсмеральде.
— Принцесса… — заговорил было герцог, но девушка дерзко взглянула в потемневшие
от гнева глаза жениха:
— Принцесса, принцесса! Разве принцесса не может позволить себе делать, что
захочет? Уж не думаешь ли ты, что я стану на цыпочках ходить перед этой старой
каргой? И нечего рожу кривить! Моё слово всегда будет главным!
Девушка становилась всё более взбалмошной и капризной. Она могла повернуться
спиной к жениху и заявить:
— Ступай прочь! Мне сегодня недосуг тебя слушать! А то принималась высмеивать
его костюм и манеры.
Если же они отправлялись вместе на прогулку верхом, принцесса скакала так
быстро, что герцогу было за ней не угнаться. Когда юноша возвращался в замок,
она поджидала его у ворот и дразнила.
— Бедный мальчик! — кричала она. — Ты, видно, никогда прежде на лошади не
сидел!
А на следующий день вновь была ласковой и послушной, и шептала жениху всякие
нежности.
— Милый, славный, распрекрасный герцогский сынок! — твердила она, не сводя с
юноши горящих чёрных глаз. — Ты словно медовый пирожок. Так бы тебя и
проглотила!
Молодой герцог с каждым днем всё больше и больше боялся своей коронованной
невесты. Будь его воля, он давно бы разорвал помолвку. Но отец его — старый
|
|