|
древних карликов.
Шумят ели, шелестят осины, журчат ручьи и звенят берёзы. Свежие ветры ликуют
высоко в горах, вздыхает лесная тишина, а глубокое лесное озеро поёт под нежные
и печальные звуки ивовой свирели.
Дух водопада мечтательно склоняется над своей скрипкой. Смычок звучно ударяет
по струнам и своим беспрерывным движением влечёт за собой — ввысь над пропастью,
вниз в пучину.
Глаза фоссегрима закрыты. Он вглядывается внутрь себя. Кажется, музыка
пронизывает его — послушай, как он притопывает ногой в такт.
Игра его вечна. И вот блестящие чёрные скалы становятся могучими стенами храма,
где свободно парят мелодии вечности. Высоко по синеве небесного свода плывёт
прозрачная луна, отражаясь в глубоких чёрных омутах и искрящихся водах
извилистой горной реки.
Одна за другой загораются звёзды. И звуки скрипки становятся всё неистовей, и
каждая капля водопада словно рвётся в небо, чтобы, сияя, слиться с мириадами
звёзд. А вдохновенный музыкант-виртуоз сидит с закрытыми глазами на дне ущелья,
склонившись над скрипкой. Игра фоссегримма — это цепь, что приковывает его к
водяной бездне.
Хюльдра
Перевод Л. Высоцкой
Не печалится хюльдра, нет! Сидит себе на пеньке да на лангелейке
[1]
играет. Глаза её горят, она так и стреляет ими во все стороны — не идёт ли
пригожий паренёк, над которым можно подшутить. А сама она красавица, вот если б
только не этот жуткий коровий хвост! Но его-то хюльдра прятать умеет — от
обычной женщины и не отличишь!
Красавчик был Иене Клейва. И сам знал, что красавчик. Вбил себе в голову, что
все женщины в него по уши влюбляются, едва увидят. Вот и поклялся, что не
женится, пока все девчонки в округе по нему сохнуть не будут. Сейчас он водил
за нос шестерых, так-то.
«А седьмой будет Маргит Бротен», — решил он и принялся, как был, в одной рубахе,
вырезать большую ивовую свирель.
Вдруг как треснет что-то над ухом: «Трах!» Иене вскочил. А перед ним — девушка.
Красоты несказанной, в жизни таких не видывал.
«Что это ты строгаешь, Йене?»» — спрашивает. «Да вот свирель. Хочу попытать, не
выйдет ли из неё какого мотивчика».
«Попытка не пытка, Йене. А тебе и вовсе плёвое дело».
Давай, Йене, будь достойным кавалером! Да не тут-то было, чёрт возьми!
Красавица так на него смотрит, прямо пожирает глазами. Он покраснел, губы его
не слушаются. Всё, что он смог выжать из свирели, было жалкое:
«Пф-пфи-пфи-ти-ти!»
«Да уж, — сказала она, — много поту, да мало проку. Дай-ка я теперь попробую».
И тут свирель будто сама по себе запела. Йене и размяк как хлебный мякиш.
Играла девушка так, что и свирель, и Иене плакали.
Иенсу страсть как захотелось взять красавицу в жены, да и она вроде бы не прочь.
На том и порешили.
Только поставила она три условия. Коли Иене их выполнит, будет она принадлежать
ему со всеми своими угодьями. Первое: до свадьбы не спрашивать, как её зовут,
второе: не рассказывать никому о том, что с ним случилось, ни одной живой душе.
Третье же условие было: встретятся они через год, не раньше, и он слово даст,
что её дождётся.
«Хорошо, — сказал Иене, — уговор есть уговор».
Вытащила красавица что-то из кармана и смазала свирель. «Если любишь меня,
принесёшь с собой эту свирель, когда свидимся в следующий раз».
«В этом можешь не сомневаться», — обещал он.
Не успела девушка уйти, как Йене побежал по округе с хутора на хутор. Хвастался
да хвалился без зазрения совести. Мол, берёт за себя девушку, да не какую
попало, а самую настоящую богачку. У неё и хутор, и земли, и большие леса, а уж
коров без счёта. В их долине ни одна ей в подмётки не годится. Да и плевал он
теперь на всех!
Такой Иене стал важный, ходит руки в карманы, только о свадьбе и думает каждый
божий день. Уж об этой свадьбе заговорят! Перед свадебным поездом — шесть
музыкантов, два с барабанами, четыре — со скрипками. Четыре здоровяка в модных
шляпах всю дорогу палят из пистолетов, а шестеро прислужников подают пива и
браги без меры. Потом он и невеста садятся на холёных коней, а на головах у них
подвенечные короны сверкают. Народу за ними видимо-невидимо: все собрались
подивиться, вся округа, и стар и млад…
Вот так Йене сдержал своё обещание. Настал заветный день, год истёк. Взял он
свирель и пошёл на то же место, где встретил красавицу. Сел и ну дуть.
А свирель-то пересохла. Тьфу, что за напасть! Только шипит да хрипит. Ни одной
|
|