детей лучше дома не найти. Семья часто бывает на природе, мать обучает детей 
грамоте, а отец делится с ними секретами художественного мастерства.
Но суровая действительность снова вмешивается в сказку. В 1910 году из-за 
денежных затруднений Киттельсен вынужден продать Лаувлию. Семья снова 
переезжает, на сей раз в пригород Осло. Болезни и ощущение безнадёжности мучают 
Теодора. Наконец, в 1911 году, приходит спасительная весть: стортинг, 
норвежский парламент, назначает художнику национальную стипендию. В этом же 
году Киттельсен издаёт автобиографию с характерным названием «Люди и тролли. 
Воспоминания и мечты», лирический рассказ о своей жизни, сопровождаемый 
любимыми стихами и рисунками. На следующий год семья покупает дом на живописном 
острове Йелёй, недалеко от дома другого знаменитого норвежского художника, 
Эдварда Мунка.
Здесь, спасаясь от болезни и одолевавших его тревог и печалей, Теодор снова 
погружается в любимый мир народной фантазии. Киттельсен не прекращает работать 
до последнего дня, 21 января 1914 года.

По словам его друга, художника Кристиана Скредсвига, «после смерти Киттельсена 
мир будто опустел. Киттельсен был уникален… Никто с ним не сравнится… Даже 
тролли исчезли вместе с ним навсегда. Во всяком случае, я с тех пор их больше 
не видел». Но ведь сказка на то и сказка, чтобы никогда не кончаться плохо. 
Книги и картины художника продолжают жить. Благодаря им мы снова и снова имеем 
возможность заглянуть в страшноватый, но удивительный мир троллей, полюбоваться 
одухотворённой художником природой и, быть может, тоже научиться видеть красоту 
и загадки окружающего нас мира.

Елена Рачинская





Волшебство




Лесной тролль


Перевод Е. Рачинской, С. Капустиной

Лес, бескрайний и дикий, оставил в нас свои след, мы стали частью этой природы. 
Мы любим лес таким, какой он есть, — сильным и мрачным.
Детьми смотрели мы вверх, на шумящие ветви сосен и елей. Глазами и душой 
следили за мощными стволами, взбирались по ним, цепляясь за их узловатые 
ветви-руки, туда, наверх, на самую верхушку, качающуюся от ветра, — в эту 
прекрасную синеву.
Садилось солнце. На поляны плотной пеленой опускались одиночество и покой. 
Казалось, земля не осмеливается перевести дыхание, а лес застыл в безмолвном 
ожидании. Только сердца наши бешено колотились. Мы хотели ещё — мы просили, мы 
умоляли, мы требовали сказок! Суровых, диких сказок для нас, бедных детей.
И лес дарил нам сказку.
Она бесшумно подкрадывалась, словно на мягких кошачьих лапах.
Всё, что до этого точно окаменело, теперь начинало двигаться.
Вдалеке подалась вперёд поросшая лесом гора. Удивление и страх будто бы витали 
над ней… Вот у неё появились глаза… она пошевелилась… и направилась прямо к 
нам! А мы замирали от восторга и ужаса, мы всей душой любили это чудо!

Это же лесной тролль! В его единственном глазу были для нас страх и ужас, 
золото и богатство — всё то, чего жаждала наша детская душа.
Мы хотели бояться — но мы хотели и противостоять этому страху! Такие маленькие, 
мы мечтали подразнить тролля, догнать его и украсть его золото. Но больше всего 
мы хотели заполучить его светящийся глаз. Подумать только! У такого ужасного 
тролля — такой чудесный глаз!
Он светился и переливался, как ясный день посреди тёмной ночи. То, чего ты 
раньше не замечал, о чём даже и не думал, отражалось в нём и становилось 
прекрасным. Лесной ручей струился с серебряным журчанием, сосна расцветала 
красноватыми шишками, даже неприметный мох на скале сверкал, будто россыпь 
драгоценных камней, и хотелось упасть и прижаться к нему, как к материнской 
груди.
— Мы любим тебя, глухой, тёмный лес, таким, какой ты есть, — сильным и мрачным. 
Ты наша любимая книжка с картинками: вот белка грызёт шишку, синица выглядывает 
из сосновых веток, медведь ревёт в рощице. И лесной тролль идёт, тяжело ступая 
и держа голову высоко над верхушками деревьев: «Бу, бу!»



На пир в замок троллей