продолжаться всю ночь. Неудивительно, что хозяину неохота вставать и в одной 
рубашке плестись проверять чердак.
О том, как ниссе подшучивает над припозднившимися женихами, может рассказать 
Улавес Ленэс, сын Берты Сутры. Добряк, каких свет не видывал, добрее всех, кто 
когда-либо ходил по нашей земле в башмаках, вернее в сапогах, — ведь был он 
моряком. Если уж он сердился, то мог стукнуть кулаком, чтобы доказать свою 
правоту, — что ж он, не человек, что ли. Но делал это не так, как другие: 
кулаком по столу. Улавес был не в пример тактичен: занеся кулак, он бросал 
хмурый взгляд на стол, а потом садился на корточки и ударял по полу так, что аж 
звенело.
Посватавшись к Улаве, повадился он навещать её поздним вечером. И вот однажды 
дождался он, пока народ улёгся и всё стихло. Улавесу надо было пройти через 
прачечную — глупо и стыдно разбудить кого-нибудь в столь поздний час, — поэтому 
он снял с себя сапоги и поставил их за ведро, полное рыбьих отходов и другого 
мелкого мусора. А потом отправился к своей возлюбленной в одних носках. Когда 
же он вернулся, сапог на месте не оказалось. Он точно знал, что поставил их за 
мусорное ведро, — но они пропали бесследно.

«Что за чёрт!» — подумал Улавес. На ощупь попытался он отыскать сапоги в 
темноте и чуть не споткнулся о них. И тут отчётливо услышал, как кто-то фыркнул 
и захихикал в углу. «Хорошо, что я их нашёл», — подумал он. Но сапоги были 
как-то странно тяжелы, будто свинец. А когда он присмотрелся, то увидел, что 
они до отказа набиты мусором из ведра. Улавес так разозлился, что швырнул 
сапоги об стену, и из них разлетелись во все стороны рыбьи молоки и обрывки 
рыболовных сетей. Вот ниссе была потеха! Его так разобрало, что он чуть не 
лопнул со смеху.
И ещё известен случай о проказах ниссе. Произошло это в одном из тех старых 
белых деревянных особняков с высоким парадным подъездом, что надменно и 
независимо возвышаются среди соседских домов. Хозяин — органист, сухой старый 
хрыч. Под носом у него было черно от нюхательного табака. Из-за длинного 
выдающегося подбородка нижняя часть лица его точь-в-точь походила на молочник. 
Я никогда не видел этого лица без улыбки, но улыбался он так 
высокомерно-снисходительно, что меня это всегда раздражало, и я первым спешил 
откланяться. Сестра его, следившая за домом, была старой девой. На шее она 
носила шнурок с серебряным сердечком, которое всё время открывала и нюхала. 
Ей-то и пришлось иметь дело с ниссе.
На кашу для ниссе в этом доме скупились, и потому в отместку он шалил изо всех 
сил. По ночам он так шумел, что нигде нельзя было найти покоя. На кухне с полок 
летели тарелки и миски, из плиты валил дым и искры сыпались — приходилось 
открывать и окна, и двери. Ниссе обстреливал стёкла бумажными шариками, и они 
трескались то здесь, то там. Хуже всего было зимой: ниссе открывал чердачные 
окна, и снегу наносило целые сугробы. Пусть ниссе у органиста с едой было туго, 
зато веселья хоть отбавляй!
Однажды вечером соседи видели, как ниссе выплясывает на лестнице с серой кошкой 
органистовой сестры. Кошка шипела и изворачивалась хуже грешника на раскалённой 
сковородке, ведь ниссе держал её за передние лапы и крутил вокруг себя, 
напевая:


Мы с тобой да старуха наша,
Мы с тобой да старуха наша
Грызёмся, как звери, за остатки каши!


Да уж, старая дева с серебряным сердечком на шее многое могла порассказать о 
ниссе, если б захотела. Только её брат-аристократ лишь снисходительно улыбался, 
если об этом заходила речь, и цедил из своего молочника: «Ах, моя сестра и эти 
её истории о ниссе!.. Да она просто дурочка».



Морской змей


Перевод Л. Амеличевой


Не много я знаю о змее морском, Его никогда я не видел живьём И не особо жажду. 
Однако люди говорят — Достойные, не все подряд, — Что он ужасно страшный.
Петер Дасс «Нурланнский горн», 1739

Споры и ссоры по поводу морских змеев никогда не прекращались. Кто-то при одном 
лишь упоминании о них смеётся в лицо рассказчику. Другие твёрдо стоят на своём, 
уверяя, что змей существует. И даже если сами не видели морского чудовища, то в 
запасе у них всегда найдётся их почтенный дедушка или ещё какой «достойный» 
старик.
Старый шкипер Ларсен — честный морской волк, который не зря носит свои сапоги,
 — до сих пор утверждает: «Говори что хочешь, отец, а я, чтоб мне провалиться 
на этом самом месте, видел его!»
…Лучше всего я могу представить себе морского змея на севере, где необъятные