Поэтому вы все достойны наказания.
С этими словами кот вскочил на ноги и бросился на своих гостей. А старая хромая 
мышь, увидев через щелку, как он расправляется с ее друзьями и подругами, 
грустно пропищала:
— Вот вам и кот-проповедник! Не послушались меня, а ведь я вас предупреждала! 
Еще не родился такой кот, который хоть раз в жизни сходил бы на богомолье в 
Мекку или стал добродетельным и милосердным!



ПАСТУХ И МЕДВЕДИЦА

Жил в деревне пастух, и было у него большое стадо овец. Летом, когда началась 
жара, погнал он стадо в горы. Там на плоскогорье лежало хорошее пастбище, куда 
он каждый год приводил своих овец.
Однажды — это случилось через несколько дней после того, как пастух поднялся в 
горы, — услышал он страшный рев, доносившийся из леса. Когда пастух понял, кто 
это рычит, сердце у него застучало от страха, как у зайца. Он бросился к ружью, 
схватил его и приготовился защищаться. Вскоре из леса, хромая и тяжело дыша, 
вышла огромная медведица. Она грозно рычала, протяжно выла, и пар валил у нее 
изо рта. Не дожидаясь, пока медведица нападет на него, пастух выстрелил, но 
рука у него дрогнула, и он промахнулся. А медведица еще больше разъярилась, 
встала на задние лапы и пошла на него, громадная, как стог сена. Пастуха трясло 
от страха, в глазах у него потемнело. Он перезарядил ружье, осенил себя 
крестным знамением и снова приготовился стрелять в зверя, наступавшего прямо на 
него.
Неожиданно пастух услышал голос, низкий и грубый, что-то ему говоривший. Этот 
голос чуть не оглушил его, и бедняга подумал, что, наверно, сама смерть 
произносит ему свой приговор. На мгновение он задержался, прислушиваясь к 
жуткому голосу, и вдруг разобрал слова:
— Опусти ружье, человечий сын, потому что я хочу тебе что-то сказать.
Это говорила медведица.
Как ни удивился пастух, но испугался он еще больше. Однако делать нечего. 
Вручил он себя судьбе и стал ждать. Медведица остановилась и молча смотрела на 
него. Собравшись с духом, пастух произнес:
— Что ты хочешь мне сказать? Чтобы я не стрелял? А сама в это время набросишься 
и разорвешь меня? Давай объясни все толком, пока я не спалил тебе печень!
Так сказал пастух и снова перекрестился. Но медведица прокричала ему:
— Клянусь честью, я тебя не трону!
Пастух крикнул ей в ответ:
— Какая у тебя может быть честь? Уходи и оставь меня в покое, или я убью тебя, 
господь мне свидетель!
Медведица проревела:
— И мне господь свидетель, что я не трону тебя. Опусти ружье. У меня есть нужда 
в тебе. Мне нужно, чтобы ты помог мне, потому что я попала в беду.
Пастух снова крикнул:
— Говори скорей и не приближайся ко мне, иначе, клянусь господом богом, который 
един для нас всех, я спущу на тебя собак и пробью твой живот пулей!
Медведица сделала два маленьких шага вперед и сказала:
— Здравствуй, человечий сын!
Пастух ответил на ее приветствие:
— Здравствуй, дочь диких зверей!
Медведица спросила:
— Хочешь ты спасти меня от смерти?
Пастух удивился:
— Я? Спасти тебя от смерти? Как же это?
Медведица сказала:
— Несколько дней назад я занозила лапу колючкой и теперь не могу ходить. Мне 
очень больно, я не в силах больше терпеть эту боль!
Но пастух продолжал не верить ей:
— Ты можешь мне поклясться, что это правда?
Медведица сказала:
— Клянусь господом богом, что не обманываю тебя. На,  посмотри.
— Хорошо, а чего же ты хочешь от меня?
— Прошу тебя, вытащи колючку, — простонала медведица, — и я в жизни не забуду 
тебе это доброе дело. Посмотри, как распухла нога и нагноилась рана.
Пастуху стало жаль ее, и он сказал:
— Ладно, подойди поближе.
Медведица приблизилась, прихрамывая, и протянула ему лапу. Он ее осмотрел, 
нашел колючку, впившуюся в подошву, ухватил ее, дернул с силой и вытащил. У 
медведицы от боли слезы брызнули из глаз. Придя немного в себя, она взревела:
— Ты спас меня, добрый человек! Пусть за это и тебя господь спасет от всякого 
зла и напасти! А я с радостью вознагражу тебя, чем смогу. Скажи только, чего ты 
от меня хочешь?
Пастух ей ответил:
— Чего я хочу от тебя? Да ничего.
Но медведица настаивала:
— Нет, скажи. Мне очень хочется услужить тебе, доставь мне это удовольствие!
Пастух повторял:
— Ничего я не хочу, ничего.