потом он вздумал обойти все дворы и закоулки.  Переходя  таким  образом  с
места на  место,  он  попал  в  темный  коридор,  а  в  конце  его  увидел
затворенную  дверь.  Любопытство  заставило  его  заглянуть   в   замочную
скважину,  но  что  сталось  с  ним,  когда  он  увидел  принцессу,  такую
прекрасную, одетую так богато, что по ее гордой и вместе  скромной  осанке
он принял ее за богиню! Порыв  страсти,  которую  он  почувствовал  в  это
мгновенье, заставил бы его вышибить дверь, если б не  почтенье,  внушаемое
ему этой прелестной особой.
     Нелегко ему было уйти из этого темного, мрачного коридора, а ушел  он
для того, чтоб узнать, кто живет в маленькой каморке.  Ему  ответили,  что
там живет судомойка, прозванная Ослиной Шкурой оттого, что  ослиная  шкура
служит ей одеждой, и что она такая неопрятная и грязная, что никто на  нее
не глядит, никто с ней не заговаривает, и что взяли ее только из милости -
пасти баранов да индюшек.
     Принц, не удовлетворенный этим объяснением,  понял,  что  эти  грубые
люди больше ничего и не  знают  и  что  бесполезно  расспрашивать  их.  Он
вернулся во дворец  своего  царственного  отца  до  того  влюбленный,  что
невозможно и описать, и перед глазами его  все  время  мелькал  прелестный
образ той богини, которую он видел в замочную  скважину.  Он  раскаивался,
что не постучал в дверь, и дал себе слово в другой раз  не  преминуть  это
сделать. Но от волнения в крови, вызванного этой пылкой любовью, он  в  ту
же ночь заболел такой ужасной лихорадкой, что вскоре ему уже стало  совсем
худо. Королева, его мать, у которой не  было  других  детей,  приходила  в
отчаяние, видя, что лекарства не приносят никакой пользы. Напрасно  сулила
она врачам самые великие награды; они пускали в ход все свое искусство, но
ничто не помогало принцу.
     Наконец они догадались, что какая-то  смертельная  печаль  -  причина
бедствия; они известили об этом королеву, которая, нежно любя своего сына,
стала заклинать его, чтоб он открыл ей причину недуга, и сказала, что если
бы даже надо было уступить ему корону, король-отец без  сожаления  покинул
бы престол, на который возвел бы  его;  что  если  он  любит  какую-нибудь
принцессу, то  хотя  бы  с  отцом  ее  велась  война  и  хотя  бы  имелись
справедливые основания быть недовольными им, все будет принесено в жертву,
только бы исполнить желание принца; что она умоляет его не умирать, ибо от
его жизни зависит и жизнь его родителей.
     Еще не доведя до конца этой трогательной речи,  королева  пролила  на
лицо принца целые потоки  слез.  "Сударыня,  -  сказал  ей  наконец  принц
голосом весьма слабым, - я не такой  изверг,  чтобы  желать  короны  моего
отца; небу да будет угодно, чтобы жил он еще долгие годы, а чтобы мне  еще
долго пришлось быть самым верным и почтительным из его подданных.  Что  до
принцесс, о которых вы сейчас говорили, то я еще не думал жениться,  и  вы
ведь  знаете,  что  я,  всегда  послушный  вашим  желаниям,  всегда   буду
повиноваться вам, как бы трудно мне ни приходилось". -  "Ах,  сын  мой,  -
продолжала королева, - я ничего не пожалею, чтобы спасти твою  жизнь,  но,
милый сын мой, и ты должен спасти жизнь мне и королю, твоему отцу,  должен
открыть нам твое желание и не сомневаться, что  оно  будет  исполнено".  -
"Если уж надо открыть вам мое желание, - сказал он, - то  повинуюсь;  было
бы преступлением, если бы я подверг опасности две жизни, столь драгоценные
для меня. Да, мать моя, мне  хочется,  чтобы  Ослиная  Шкура  испекла  мне
пирог, а когда он будет готов, чтобы мне его принесли".
     Королева,  удивленная  этим  странным  именем,  спросила,  кто  такая
Ослиная Шкура. "Это, государыня, - ответил один  из  придворных,  которому
случилось  видеть  девушку,  -  это  после  волка  самая  гнусная   тварь,
чернокожая, грязная; живет она на вашей мызе и  пасет  ваших  индюшек".  -
"Все равно, - сказала королева, -  может  быть,  сын  мой,  возвращаясь  с
охоты, отведал ее печенья; это прихоть больного;  словом,  я  хочу,  чтобы
Ослиная Шкура живо испекла ему пирог".
     Побежали на мызу, позвали Ослиную Шкуру и велели ей испечь как  можно
лучше пирог для принца. Некоторые писатели уверяли, будто в тот миг, когда
принц приложил глаз к замочной скважине, Ослиная Шкура тоже заметила  его,
а потом, поглядев в свое  маленькое  окошко,  она  увидела  этого  принца,
такого молодого, такого прекрасного, такого стройного, что мысль о нем уже
не покидала ее и что она часто вздыхала, вспоминая о нем.  Как  бы  то  ни
было, - видела ли его Ослиная Шкура или только слышала вечные похвалы ему,
- но она была в восторге, что нашла способ сделаться  ему  известной;  она
заперлась у себя в каморке, сбросила гадкую шкуру,  вымыла  лицо  и  руки,
причесала свои белокурые волосы, надела блестящий серебряный корсаж, такую
же юбку и принялась печь пирог, которого так  хотелось  принцу:  муку  она
взяла самую лучшую и самые свежие масло и  яйца.  То  ли  нарочно,  то  ли
нечаянно, но только, замешивая тесто, она обронила колечко, которое так  и
осталось  в  пироге;  а  когда  он  был  готов,  она,  снова  надев   свою
отвратительную шкуру, отдала пирог придворному и спросила его о принце; но
этот человек, не удостоив ее ответа, побежал к принцу - отнести ему пирог.
     Принц стремительно выхватил пирог из рук этого  человека  и  принялся
есть его с такой поспешностью, что врачи, находившиеся тут,  не  преминули
сказать, что эта неистовая жадность не означает ничего хорошего; и в самом
деле, принц чуть было не подавился колечком, которое оказалось в одном  из
кусков пирога; но он ловко вынул его изо рта, а стремительность, с которой
он поедал пирог, уменьшилась теперь, когда он стал рассматривать маленький
изумруд, украшавший золотое колечко, такое  маленькое,  что,  как  подумал