— Когда я был у дядюшки тигра, он снова сказал: «Дай мне только увидеть этого 
грязного кабана, я от него и хвоста не оставлю».
— Сведи меня туда, приятель.— Так сказал кабан. Приходят они на место, а тигр 
уже ушел.
— Ты зачем, приятель, меня обманул?
— Если я тебя обманул, пусть мне зад смолой вымажут и топором по макушке бьют.
Раз кабан встретил тигра и убил его. Да и самому кабану сильно досталось — он 
смерти ждал. Пришел шакал, думал сожрать и дядюшку и приятеля.
— Обожди, приятель, пока я умру,— говорит кабан.
А рядом был пень дерева сал. Дерево только срубили, и пень слезился смолой. 
Шакал и вздумал присесть на пень, пока смерти кабана ждать придется. Сел он и 
прилип задом к пню. Шел мимо охотник. Увидел кабана и добил. Шакал хотел 
убежать, да не смог оторвать зад от пня. Вот охотник и прикончил 
шакала-обманщика — топором его по макушке стукнул. А зад у него уже был в смоле.





4. Шакал-пройдоха

Раз в прежние времена, говорят, шакал и курица надумали завести дружбу до конца 
жизни и договорились считаться отныне роднёй 1. Назначили день, чтобы это дело 
отметить. Каждый наварил пива и, как пиво перебродило, стали звать друг друга в 
гости. Сперва у шакала выпили пиво, а потом пошли к курице.
Курица скоро напилась допьяна и принялась клевать носом. Как ни пищали ее 
цыплята, ей не до них было. Тут шакалу и вздумалось: «Съем-ка я эту курицу». 
Схватил он ее, пьяную и беспамятную, зубами за шею, отволок в сторону да и съел 
там. А цыплята остались сиротами.
На другой день цыплята распищались вовсю, а у шакала от их голоса слюнки текут. 
Курица ему так по вкусу пришлась, что он только и думал, как бы их всех сожрать.
 Вот он пришел к ним и спрашивает:
— Послушайте, племяннички, чего вы так распищались?
— У нас матушка умерла и оставила нас одних, дяденька,— отвечают цыплята.
— А где вы спите?— спрашивает шакал.
— В нише в стене 2,— отвечают.
Узнал шакал, что ему было надо, и ушел. А цыплята говорят между собой: «Этот 
самый шакал съел нашу матушку. Теперь он нас расспрашивает, чтобы нас тоже 
съесть». И порешили они: «Не будем мы нынче ночью спать в нише». Договорились 
так и засунули в нишу ножи и бритвы. Как стемнело, шакал пришел и полез шарить 
в нише лапой. Изрезался об ножи и бритвы так, что кровь не унять. Заохал от 
боли. Так ни с чем и ушел.
На другой день пришел снова и опять спрашивает:
— Слушайте, племяннички, чего вы пищите?
— Наша матушка умерла и оставила нас одних, дядюшка,— отвечают цыплята.
— А вы где спите? — он спрашивает.
— Мы спим в очаге3,— говорят.
Поговорили они так, и шакал ушел. Только завечерело, он вернулся, да цыплята 
еще не спали, и пришлось ему уйти снова. А цыплята, рассказывают, развели в 
очаге огонь и, как нагорело побольше углей, присыпали их сверху золой. Немного 
погодя шакал пришел опять и уселся перед очагом. Засунул лапу в очаг — там 
пошарить — и обжегся. Выдернул поскорей лапу обратно, да второпях выгреб целую 
горсть горячих углей прямо себе на брюхо. Обгорел так, что завизжал в голос.
Цыплята это услышали и стали смеяться. Они в этот раз забрались в тыквенную 
бутыль4, там и ночь провели. А шакал загородил им выход и говорит:
— Это вы виноваты, что я так обжегся — весь обгорел. Я вас съем, всех до 
единого.
Цыплята ему говорят:
— Послушай, дяденька, ты нас съешь, это мы знаем. Только сделай милость, не ешь 
нас здесь, в нашем доме. Ты ведь не стал есть нашу матушку прямо в доме. Вот мы 
и просим тебя: не ешь нас здесь тоже. За огородом у нас лежит большой ровный 
камень. Снеси нас туда и съешь нас всех там.
— Так, племяннички, так,— отвечает шакал.— Неплохо придумали. Там, на большом 
камне, сяду я поудобнее и всех вас съем.
С такими словами он и вправду взял тыкву и потащил ее вместе со всеми цыплятами.
 Только забрался на камень, тыква у него невесть как выскользнула из лап и с 
громким треском разлетелась в куски. Раз такой случай, цыплята ждать себя не 
заставили и бросились наутек — кто бегом, кто вприпрыжку, а кто и на крылышках 
— в разные стороны. Шакал прямо-таки остолбенел от изумления — он только голову 
успевал поворачивать. А один цыпленок был в самом низу, все другие на него 
гадили и до того его пометом измазали, что ему и не вспорхнуть. Шакал говорит:
— Вот хорошо-то. Все-таки Чандо позаботился, чтобы я не остался без пищи. Те 
цыплята были, видно, неправедные — вот он и дал им разбежаться. Теперь я себя 
ублаготворю.
А цыпленок ему:
— Ты меня съешь, это верно. Только годится ль тебе есть меня такого 
испачканного? Лучше сперва отмой меня дочиста, тогда уж и ешь.
— Верно,— говорит шакал.— Я тебя съем, когда вымою. Вот он и вправду вымыл 
цыпленка. А цыпленок опять:
— Послушай, дяденька, ты ведь все равно меня съешь, так дай мне малость