Поговорили они так и разошлись. Женщина зачерпнула воды и вернулась домой. А у 
нее дети были — трое, а то и четверо. Всякого скарба и припасов было в избытке. 
И народу в доме тоже хватало — все братья с семьями жили вместе, не 
разделившись; свекор и свекровь тоже были живы.
Прошло сколько-то времени, кто его знает сколько, уж я-то никак не скажу, 
только пришел вот какой день. Жил в той деревне бедняк. Они с женой все 
поденщиной на хлеб зарабатывали. Им у кого-нибудь всегда находилась работа, и 
они ни от какого дела не отказывались — сразу брались за все, что им предложат. 
И работали они хорошо, никому хлопот с ними не было. Вот их и приглашали с 
охотой, а они ни на кого зла в душе не держали. Вот почему им то и дело платили 
больше, чем следовало, а бывало, и отсыпали рис прямо из решета 2, не меряя. 
Тем эти двое и жили.
Пришел такой день, что невесть как схватила этого бедного старика лихорадка, и 
он скончался. Вот эта женщина и видит: идут за его душой какие-то люди с 
паланкином, и провожают они его душу пышно и с музыкой. Увидела она, как унесли 
его душу, и очень обрадовалась. «Верно,— думает,— все наши души, когда мы 
умираем, с таким же почетом несут». Очень ее эта мысль утешала. Только того, 
как с его душой обошлись, никто не видал, кроме этой женщины, что благословение 
получила. Больше никто не знал и не слышал об этом, а она видела все, как оно 
приключилось.
Прошло еще сколько-то времени, кто его знает сколько, и скончался ее свекор. И 
по этому случаю увидела она, говорят, как оно с ним обошлось. Пришли вдруг 
четыре солдата. Принесли они железный прут. А были у них длинные бороды, и вида 
они были страшного. Два из них, говорят, сразу в дом зашли. Схватили ее свекра 
за шею и вытолкали наружу. Как во двор выгнали, стали тыкать в него железным 
прутом и тыкали снова и снова, а потом связали и били без жалости. А женщина 
все это видит; идет за ними поодаль и смотрит. Дошли до конца поля, а его от 
битья уже ноги не держат. Тогда те накинули ему на ноги петлю и поволокли его 
ногами вперед.
Увидела она, как с ним обошлись, и перепугалась до смерти. Принялась кричать, 
как коршун или ворона,— ну совсем будто ее кто-нибудь бьет. «Зачем,— говорит,— 
зачем я взяла такое благословение? Вот сегодня я увидала его, и мне стало так 
плохо, как никогда не бывало». Так она говорила и плакала.
Домашние страх как осерчали.
— Где покойник лежит, там она плакать не хочет,— говорят.— С чего она пошла на 
край поля и там ревет? Это она отца извела.
Вышла у братьев добрая ссора. Наконец тот, что на ней был женат, сказал 
остальным:
— Слушайте, вы. Хватит меня сегодня ругать. Мне довольно того, что вы сказали,— 
я понял. Давайте сперва с покойником сделаем все, что положено. А когда с этим 
кончим, займемся моими делами. Все равно здесь нет ни отца ее, ни ее братьев 3. 
Будь они здесь, можно бы сразу все и решить. Поговорить бы мне с ними, так я бы 
ей разом голову снес. А раз их тут нет, опять говорю, надо нам пока успокоиться.
 Как ни поверни, оживить-то отца мы не можем.
Сказал он им так, и они успокоились. Созвали соседей, вынесли тело отца, 
отнесли его туда, где сжигают покойников, и на костер положили. Там они тоже 
принялись толковать о той женщине и о том, как ее муж их уверил и успокоил.
Вечером все вернулись домой и стали допрашивать женщину. Соседи тоже на помощь 
пришли.
— Ты зачем,— спрашивают,— убежала от покойника на конец поля и там ревела? 
Говори, а то мы тебя за ведьму будем считать. Это ты его извела?
Ну она им и рассказала, что ей джуги сказал и как благословил он ее,— все 
начистоту. Ну а когда рассказала, как душу отца уносили, тут ей поверили и 
отстали. Только с тех пор благословение свое она потеряла, и духов больше не 
видела.
Конец сказке.



63. Перо грифа

Жил в одной деревне богатый брахман. Детей у него не было, а с женой шли вечные 
раздоры да ссоры, и всегда начинала она. Надоело это ему, и раз в гневе он ушел 
в чужие края. Шел он, шел и в одном месте вдруг видит: навалена целая куча 
покойников — всё, видно, люди важные, родовитые,— а рядом тело сапожника 
брошено.
Смотрит, стая грифов приметила мертвецов и спустилась к ним. Только чудно: не 
едят они чистых гладких покойников — все клюют тело сапожника. Увидел брахман, 
что делают грифы, диву дался, понять ничего не может.
— Ну и дурные же эти грифы,— говорит.— Ели бы вперед тех, гладких. Что им за 
охота клевать сапожника? '
Случись так, что услыхал его гриф-старшой.
— Послушай, брахман,— зовет.— Иди-ка сюда. Я тебе скажу, если хочешь, где 
причина того, что тебе чудным кажется.
Подошел брахман к старому грифу и говорит:
— Хорошо. Я бы послушал, что ты мне можешь сказать. Старый гриф вырвал маховое 
перо из крыла и дает его брахману:
— Возьми и приставь его к глазам, вроде очков,— говорит,— а потом посмотри на 
этих покойников — увидишь, на что они похожи.
Поглядел на них брахман через перо и видит — все эти важные люди вовсе не люди,