Таких обедневших янбанов в Корее называли мунгэками
- приживалами или прихлебателями.  В ряде сказок едко высмеивается спесь и
чванливость мунгэков-янбанов.
   В  старой Корее высоко почиталась недоступная простому народу ученость.
Человек,   выучивший  тысячу-другую  иероглифов  и  прочитавший  несколько
конфуцианских  книг,  считался образованным ученым. Конфуцианский ученый в
корейских  сказках  - фигура своеобразная. Конфуцианское учение, пришедшее
из  Китая, в Корее было возведено в ранг государственной этико-религиозной
нормы.  Знание  конфуцианских  догм  было необходимо для сдачи экзаменов и
поступления  на чиновничью должность. Вся образованность подобных "ученых"
сводилась  к  заученным  наизусть  каноническим  книгам на древнекитайском
языке.  Обычно  эти  "ученые"  плохо  разбирались  в  простейших жизненных
вопросах.  Недаром  в народе про них говорили: "Конфуцианский ученый, а не
может  составить  расписку  об  уплате  налога  на  быка". Корейцы сложили
множество  сказок  о  таких  горе-ученых, где высмеивается их невежество и
полное незнание реальной жизни ("Хитрый батрак Тольсве", "Как сонби монаха
обманул", "Как юноша министра перехитрил").
   Любопытной чертой  корейских сказок о  женихах является то,  что  герой
желает жениться не  на  юной девушке,  а  на молодой вдове.  Конфуцианская
мораль  проповедовала  безоглядную  верность  жены  памяти  умершего  мужа
("Вдовья крепость в уезде Сунчхан",  "То Ми и его жена").  Даже невесте не
полагалось выходить замуж за  другого,  если выбранный ей родителями жених
умер.  И вот сказочный герой, вопреки конфуцианским запретам, ухаживает за
вдовой  ("Выгодный оборот").  В  этом,  вероятно,  выразился  своеобразный
протест против бесправного положения женщин в старой Корее.
   Корейские сказки  о  животных имеют  много  общего  со  сказками других
народов. Только звери в них действуют другие. Так, место волка в корейских
сказках  занимает  тигр.   В   представлении  корейцев  тигр   не   только
символизировал силу и могущество, но и был объектом суеверного поклонения.
Не  случайно в  старину его  изображение красовалось на  военных стягах  и
знаменах ("Белоухий тигр",  "Монах-тигр", "Охотники на тигров"). Но вместе
с тем тигр - чародей и волшебник ("Тигр и свирель", "Прекрасная тигрица").
   В  сказках о  животных неизменно присутствует олень.  Народная фантазия
связывает его  с  небесными феями  ("Олень  и  змея",  "Как  девушка оленя
спасла").  Олень нередко помогает героям в  знак благодарности за спасение
от  неминуемой  гибели.   Мотив  благодарности  особенно  распространен  в
корейских сказках.  В  роли  благодарных животных  выступают также  собака
("Как щенок спас хозяина"),  фазан ("Благодарный фазан") и жаба ("Как жаба
лютого змея одолела").
   На  формирование образа  животного -  персонажа корейских сказок важное
влияние, видимо, оказало существование у корейцев поверья о том, что, если
зверь проживет сто лет,  он меняет цвет своей шерсти и становится белым, а
прожив тысячу лет -  черным. Такие звери-долгожители считаются оборотнями,
способными принять человеческий облик.  Вот  почему так  много у  корейцев
сказок о столетних тиграх, тысячелетних лисах-оборотнях.
   В фольклоре народов Востока немало сказок, объединенных единым героем -
защитником простых людей.  У одних это - ходжа Насреддин, у других - Алдар
Косе.   У   корейцев  таким  героем  является  Ким   Сон  Даль.   Защитник
обездоленных,  весельчак,  мастер на хитроумные проделки,  острый на язык,
Ким Сон Даль неистощим на  фантазии и  каверзы,  дабы проучить чванливого,
спесивого и  глупого  богача  или  скареду.  В  сборнике  представлен цикл
рассказов "Как Ким Сон Даль продавал реку Тэдонган".
   В  заключение хотелось  бы  отметить,  что  изучение корейских народных
сказок  у   нас   только  лишь   начинается.   Дальнейшее  углубленное  их
исследование,  несомненно,  будет способствовать более широкому знакомству
советского читателя с самобытной частью мировой сокровищницы фольклора.

                                  * * *

   При   подготовке   настоящего   сборника  составитель  руководствовался
следующим:  представить  наиболее  полно, насколько позволяет объем книги,
передаваемые  из  поколения  в поколение, сохраняемые в устных рассказах и
ныне  широко издаваемые как в Северной, так и в Южной Корее, сказки, мифы,
легенды.   Тексты   взяты  из  сборников:  "Чосон  Чонсольчжип"  ("Сборник
корейских  легенд").  Сеул,  1944;  Сон  Дин  Тхэ ("Корейский национальный
фольклор").  Сеул,  1947;  "Книга сказок". Пхеньян, 1955; "Сказки", ч. I -
II. Пхеньян, 1955; "Материалы корейской изустной прозы". Пхеньян, 1964; Ли
Ен  Чхоль ("Книга интересных рассказов"). Сеул, 1962; Хан Сан Су ("Сборник
корейских   сказок").  Сеул,  1977;  Чхве  Нэ  Ок  ("Сборник  традиционных
корейских  сказок"),  т.  I - XI. Сеул, 1980 - 1984; Чхве Ун Сик ("Сборник
корейских  сказок").  Сеул, 1987; Чан Док Сун ("Сборник корейской изустной
литературы"). Сеул, 1984; "Корейский фольклор" (большая серия), т. 1 - 63.
Сеул, 1979 - 1985.
   В  сборник также включены давно не  издававшиеся,  но  хорошо известные
русскому читателю сказки в литературной обработке Н. Гарина-Михайловского.
   В  сказках,  записанных Н. Гариным-Михайловским, много сюжетов, которые
составляют  "золотой  фонд" корейского фольклора. Некоторые сказки вошли в
фольклорные издания, выходившие как в Северной, так и в Южной Корее, - это
своеобразная   "классика"   сказочного   эпоса.   Но  есть  в  записях  Н.
Гарина-Михайловского  сказки,  известные во всех провинциях Кореи, но ни в
одном  из  выходивших