Будь доволен он тем, что порвано, подарила бы
   Ему душу я, что истерзана расставанием".
   Потом везирь послал за Аджибом, и когда он пришел, его  бабка  обняла
его и заплакала, и везирь Шамс-ад-дин сказал ей: "Теперь не  время  пла-
кать, теперь время тебе собираться, чтобы ехать с нами в земли  египетс-
кие. Быть может, Аллах соединит нас и тебя с твоим сыном и моим  племян-
ником!"
   И она отвечала: "Слушаю и повинуюсь!" - и тотчас же поднялась и  соб-
рала свои вещи, и сокровища, и девушек и немедленно снарядилась;  а  ве-
зирь Шамс-ад-дин пошел к султану Басры и простился с ним, и тот послал с
ним подарки и редкости для султана Египта.
   И Шамс-ад-дин тотчас же выехал и, достигнув окрестностей  города  Да-
маска, остановился в Кануне [52] и разбил палатки и сказал тем, кто был с
ним: "Мы пробудем здесь неделю, пока не купим султану подарки и  редкос-
ти".
   И тогда Аджиб вышел и сказал евнуху:  "О  Ляик,  мне  хочется  прогу-
ляться! Пойдем отправимся на рынок, пройдем в Дамаск  и  посмотрим,  что
случилось с тем поваром, у которого мы ели, а потом ранили его в голову.
Он ока зал нам милость, и мы дурно поступили с ним".
   И евнух ответил: "Слушаю и повинуюсь!" И Аджиб вместе с евнухом вышел
из палатки, движимый кровным влечением к отцу, и они тотчас же  вошли  в
город и, не переставая, шли, пока не дошли до харчевни. И  они  увидели,
что повар стоит в лавке (а время близилось к закату солнца), и случилось
так, что он сварил гранатных зернышек. И когда они подошли к нему и  Ад-
жиб взглянул на него, он почувствовал к нему влечение и увидел след уда-
ра камнем у него на лбу, и сказал ему: "Мир тебе! Знай, что мое сердце с
тобою". И внутри Бедр-ад-дина все взволновалось, когда  он  взглянул  на
мальчика, и сердце его затрепетало, и он склонил голову к земле и  хотел
и не мог повернуть язык во рту, а потом он  поднял  голову,  униженно  и
смиренно, и произнес такие стихи:
   "Стремился к любимым я, но только увидел их -
   Смутился и потерял над сердцем и взором власть.
   И в страхе, с почтением понурил я голову,
   И чувства свои я скрыть хотел, по не скрыл я их.
   И свитками целыми готовил упреки я, -
   Когда же мы встретились, я слова не вымолвил".
   Потом он сказал им: "Залечите мое сердце  и  поешьте  моего  кушанья.
Клянусь Аллахом, едва я посмотрел на тебя, мое сердце затрепетало,  и  я
последовал за гобой, будучи без ума". - "Клянусь Аллахом, ты нас любишь,
- сказал Аджиб, - и мы съели у тебя кусочек, а ты возложил на  нас  пос-
ледствия этого и хотел нас опозорить. Но мы съедим  у  тебя  что-нибудь,
только с условием, что ты дашь клятву не выходить за нами и не преследо-
вать нас. Иначе мы больше не вернемся к тебе; а мы пробудем Здесь  неде-
лю, пока мой дед не купит подарки для царя".
   И Бедр-ад-дин сказал: "Быть по-вашему!" И Аджиб  с  евнухом  вошли  в
лавку, и тогда Бедр-ад-дин подал им мяску с гранатными зернышками, и Ад-
жиб сказал: "Поешь с нами! Может быть, Аллах облегчит  нашу  тяготу".  И
Бедр-ад-дин обрадовался и стал есть с ними, уставясь в  лицо  Аджиба,  и
его сердце и чувства привязались к нему; но Аджиб сказал: "Не говорил ли
я, что ты влюбленный и надоедливый! Довольно тебе глядеть мне  в  лицо!"
И, услышав слова своего сына, Бедр-ад-дин произнес:
   "Для тебя в душе сохранил я тайну сокрытию:
   Обвита молчаньем моим она, не узнать ее.
   И позорящий светоносный месяц своей красой
   И той прелестью, что подобна утру светящему,
   Твой блестящий лик в нас желанья будит, - конца им нет,
   И сулит свиданья и долгие и частые.
   Ужель растаю от жара я, раз твой лик - мой рай,
   И умру ль от жажды, коль райский ключ мне слюна
   твоя"
   И Бедр-ад-дин стал кормить то Аджиба, то евнуха, и они ели,  пока  не
насытились, а потом встали, и Хасан басрийский поднялся и  полил  им  на
руки воды и, отвязав от пояса шелковую салфетку, вытер им руки и  опрыс-
кал их розовой водой из бывшей у него фляги. И потом он вышел из лавки и
вернулся с кружкой питья, смешанного из розовой воды с мускусом, и, пос-
тавив ее перед ними, сказал: "Довершите вашу милость!"
   И Аджиб взял и отпил и протянул кружку евнуху, и они пили, пока у них
не наполнились животы, и оба насытились до сытости, необычайной для них.
И после того они ушли и торопились, пока не достигли  палаток,  и  Аджиб
пошел к своей бабке, матери его отца, Бедр-ад-дина Хасана, и она поцело-
вала его и подумала о своем сыне Бедр-ад-дине Хасане и вздохнула и стала
плакать, и затем сказала:
   "Я прежде надеялась, что снова мы встретимся, -
   Ведь жить, когда вы вдали, мне больше не хочется,
   Клянусь я, в душе моей одно лишь стремленье к вам,
   И тайны Аллах, господь, сокрытые ведает".
   И затем она спросила Аджиба: "О дитя мое, где ты был?" И он  ответил:
"В городе Дамаске". И тогда она подала ему миску гранатных  зернышек  (а
они были не очень сладкие) и сказала евнуху: "Садись с господином!"
   И евнух воскликнул про себя: "Клянусь Аллахом, нет  у  пас  охоты  до
е