Я чту тех возлюбленных, что злы были с любящим, -
   Запретно жалеть его и быть сострадательным.
   Да будет здоров глаз тех, кто ночь по тебе не спал,
   И счастливо сердце тех, кто страстью к тебе пленен!
   Судил ты убить меня - ведь ты повелитель мой, -
   И жизнью я выкуплю судью и властителям.
   И потом каждая из невольниц поднялась со своим инструментом  и  стала
говорить под него стихи на языке румов. И Шарр-Кан возликовал.  А  после
этого девушка, их госпожа, тоже запела и спросила его:  "О  мусульманин,
разве ты понял, что я говорю?" - и Шарр-Кан ответил: "Нет, по я пришел в
восторг лишь из-за красоты твоих пальцев", а девушка засмеялась и сказа-
ла: "Если я спою тебе по-арабски, что ты станешь делать?" - "Я  не  буду
владеть моим умом!" - воскликнул Шарр-Кан, и она взяла лютню и,  изменив
напев, произнесла:
   "Вкусить разлуку так горько,
   И будет ли тут терпенье?
   Представилось мне три горя:
   Разлука, даль, отдаленье!
   Красавца люблю - пленен я
   Красой, и горька разлука"
   А окончив свои стихи, она посмотрела  на  Шарр-Кана  и  увидела,  что
Шарр-Кан исчез из бытия, и он некоторое гремя лежал между ними брошенный
и вытянутый во всю длину, а потом очнулся и вспомнил о пенни и склонился
от восторга. И они стали пить и играли и веселились  до  тех  пор,  пока
день не повернул к закату и ночь не распустила крылья. И тогда она  под-
нялась в свою опочивальню, и Шарр-Кан спросил о ней, и ему сказали: "Она
ушла в опочивальню", а он воскликнул: "Храпи и оберегай ее Аллах!"
   А когда наступило утро, невольница пришла к нему и сказала: "Моя гос-
пожа зовет тебя к себе". И Шарр-Кан поднялся и пошел за нею, и когда  он
приблизился к помещению девушки, невольницы ввели его с бубнами и свире-
лями, и он дошел до большой двери из слоновой кости, выложенной жемчугом
и драгоценными камнями. И они вошли туда и увидели другое обширное поме-
щение, в возвышенной части которого был большой портик, устланный всяки-
ми шелками, а вокруг портика шли открытые окна, выходившие на деревья  и
каналы, и в помещении были статуи, в которые входил воздух и  внутри  их
двигались инструменты, так что смотрящему казалось, что они  говорят.  И
девушка сидела и смотрела на них и, увидя Шарр-Кана, поднялась  на  ноги
ему навстречу и, взяв его за руку, посадила его с собою рядом и  спроси-
ла, как он провел ночь, и Шарр-Кан поблагодарил ее.
   И они сидели разговаривая, и девушка  спросила  его:  "Знаешь  ли  ты
что-нибудь, относящееся к влюбленным, порабощенным любовью?"  -  "Да,  я
знаю некоторые стихи", - ответил Шарр-Кан, и девушка сказала:  "Дай  мне
их послушать". И тогда Шарр-Кан произнес:
   "Во здравье да будет Азза [103], хвори не знает пусть!
   Все с честью моей она считает дозволенным!
   Аллахом клянусь, едва я близко, - бежит она,
   И много когда прошу я, мало дает она.
   В любви и тоске моей по Аззе, когда смогу
   Помехи я устранить и Азза одна со мной,
   Подобен я ищущим прикрытья под облаком:
   Как только заснут они, - рассеется облако".
   И девушка, услышав это, сказала: "Кусейир был явно красноречив и  це-
ломудрен. Он превосходно восхвалил Аззу, когда сказал:
   "И когда бы Азза тягалась с солнцем во прелести
   Пред судьей третейским, решил бы дело ей в пользу он.
   По немало женщин с хулой на Аззу бегут ко мне -
   Пусть не сделает бог ланиты их ее обувью".
   И говорят, что Азза была до крайности красива и прелестна, - добавила
она и потом молвила: - О царевич, если ты  Знаешь  что-нибудь  из  речей
Джамиля Бусейны [104], скажи нам".
   И Шарр-Кан отвечал: "Да, я знаю их лучше всех, - и произнес из стихов
Джамиля такие стихи:
   Они говорят. "Джамиль, за веру сразись в бою"
   К каким же бойцам стремлюсь я, кроме красавиц?
   Ведь всякая речь меж них звучит так приветливо,
   И, ими поверженный, как мученик гибнет.
   И если спрошу: "О, что, Бусейна, убийца мой,
   С любовью моей?" - она ответит: "Все крепнет!"
   А если скажу: "Отдай рассудка мне часть, чтобы мог
   Я жить!" - то услышу я в ответ: "Он далеко!"
   Ты хочешь убить меня, лишь этого хочешь ты,
   А я лишь к тебе стремлюсь, к единственной цели".
   Услышав это, девушка воскликнула: "Ты отличился, царевич, и отличился
Джамиль! Что хотела сделать с Джамилем Бусейна, когда он сказал это  по-
лустишие:
   "Ты хочешь убить меня,
   Лишь этого хочешь ты?"
   "О госпожа, - отвечал Шарр-Кан, - она хотела сделать с ним то же, что
ты хочешь сделать со мной, хотя даже и это тебя не удовлетворяет". И она
засмеялась, когда Шарр-Кан сказал ей эти слова, и  они,  не  переставая,
п