народом, на многое из того, что с ним происходит сейчас, не находится судьи, 
разве только если он судит по вашим законам.
Недовольный, глубоко задумавшийся Холи все еще сидел не двигаясь в своем 
кабинете, а Джо Кинг был уже на улице, где его встретила Квини, ожидавшая с 
двумя лошадьми.
– Только мы сами можем помочь себе, – сказал Джо. – И вообще мало толку 
разговаривать с людьми, которые сидят в креслах. Нам не остается ничего другого,
 как поселиться у моего отца. Никто больше нас с тобой не возьмет, и только на 
нашем ранчо найдется для меня какая-нибудь работа. На фабрике рыболовных 
принадлежностей свободное место уже занято: они постарались побыстрее им 
распорядиться, чтобы не принимать меня.
– Стоунхорн, ты не смог бы вместе с женщинами день за днем гнуть крючки, чтобы 
заработать немногим более, чем зарабатывают теперь на сборе земляники.
– Ты думаешь? – Он рассмеялся, ведь рядом с ним стояла молодая жена, но была в 
этом смехе и горечь. – Однажды, два года назад, я уже занимался таким делом, 
правда не в обществе почтенных женщин. – И он тронул поводья.
Так после полудня Стоунхорн и его жена оказались у дома старого Кинга.
Оба слезли с коней. Три тощие собаки залаяли было, но тут же поджали хвосты, 
опасаясь пинка своего господина. Стоунхорн вошел в дом, чтобы поздороваться с 
отцом, а Квини осталась у коней. Жеребец уже привык к ней, и удержать его не 
составляло труда. Отпустив подлиннее повод, она позволила животным щипать траву,
 а сама осматривала долину и горы. Прерия приобретала здесь несколько иной 
характер, чем в окрестностях ее родного дома. На другой стороне широкой долины, 
на склоне которой стояла Квини, вздымались белые утесы. У их подножия земля 
была более влажной и растительность – зеленее. По дну долины пролегала 
автомобильная дорога. На противоположном склоне Квини видела дом. Паслись 
коровы, и мальчишка загонял нескольких лошадей.
Квини обернулась: Стоунхорн вышел с отцом и позвал ее. И ей стало больно, 
оттого что пришлось прийти к человеку, который был для нее совсем чужой.
Собственный отец спокойно выслушал ее и формально дал разрешение на брак, но 
затем также спокойно указал ей на дверь. Она все еще видела перед собой 
печальные лица матери и бабушки, которые молча прощались с ней, не могла забыть 
растерянных взглядов трех маленьких сестер, которые, повинуясь слову отца, не 
смели проводить ее. А вот этот человек, до сих пор совершенно незнакомый, 
приветствовал ее и приглашал заходить, как дочь. Он был высокого роста, может 
быть пальца на два ниже своего сына, и казался необыкновенно сильным. Его лицо 
было испещрено морщинами, среди черных волос виднелись седые пряди. По старому 
индейскому обычаю волосы заплетены в две косы. Одежда застирана, заштопана и 
снова порвана, но, несмотря на это, Квини не испытывала к старому Кингу ни 
презрения, ни антипатии. Он даже понравился Квини, и она недоумевала, почему 
Стоунхорн думал, что она не уживется здесь.
Дом, куда вошла Квини, представлял собой небольшой квадратный бревенчатый сруб, 
состоящий из единственного помещения. Это была обычная постройка старых 
резерваций. Одним взглядом Квини охватила всю внутренность дома. Слева от входа 
две постели – покрытые шерстяными одеялами деревянные топчаны. Между топчанами 
– стол. На стенах, на крючках, развешана одежда. Посреди помещения стояла 
небольшая железная печка, служившая также плитой. Труба ее поднималась сквозь 
крышу наружу. На полочке – керосиновая лампа, в углу – отслуживший свое 
холодильник. Старое одеяло было наброшено на какие-то предметы, природу которых 
было не определить. И напоследок Квини обнаружила еще два охотничьих ружья.
В качестве угощения к столу был подан фазан, подстреленный стариком и им же 
превосходно приготовленный. Старый Кинг был горд и радовался, что может 
угостить невестку и продемонстрировать свое кулинарное искусство.
– Ты можешь здесь распоряжаться, как хозяйка, – сказал он после обеда. – Я уже 
кое-что слышал. Вы правильно поступили. Никто никогда не сможет доказать, что 
он, – старик кивнул в сторону сына, – убил Гарольда. Вы не давайте себя 
запугать и не отступайте от своих слов.
Квини посмотрела на своего мужа.
– Я не убивал Гарольда.
Старик удовлетворенно улыбнулся:
– Хорошо, хорошо, мой сын.
Квини воздержалась от разговора. Она убрала со стола. Отложила отдельно кости 
фазана, из которых можно было еще что-нибудь приготовить, и принялась за уборку 
помещения. Веник был свежий.
– Это я для тебя, – сказал старик. – Я слышал, какая чистота у вас в школе, и 
подумал, что тебе захочется, чтобы и здесь было чисто. Но пройдет, пожалуй, 
несколько дней, а то и недель, пока ты наведешь порядок, ведь двое мужчин 
всегда что-нибудь приносят с собой. Впрочем, вода совсем близко.
Квини не заставила повторять ей это второй раз. Она вышла наружу, с ней вышел и 
Стоунхорн, и оба принялись собирать ведра, в которых еще можно было принести 
воду.
– Ближайший колодец на той стороне, у Бута, – заметил Стоунхорн, – но мы туда 
не пойдем.
Он пошел вдоль склона, однако не так быстро, как ему обычно позволяли его 
длинные ноги, и Квини последовала за ним.
К вечеру ветер посвежел. Трава клонилась под его порывами. На заброшенном 
кладбище, расположенном неподалеку от дома Кингов, длинная, уже пожелтевшая 
трава прижималась к покосившимся деревянным крестам. И только толстый, слегка 
изогнутый шест, на котором висели перья, стоял совсем прямо. Так у индейцев 
обозначалась могила вождя. Там, где он стоял, была земля индейцев. Даже если он