он сталкивался с враждебным отношением людей. Услышав теперь слова 
суперинтендента, он потерял равновесие, как человек, приготовившийся к схватке 
и вдруг не встретивший сопротивления противника.
Лаура закрыла обитую клеенкой дверь и задумалась над неожиданным изменением 
поведения своего начальника. Этот Джо Кинг принят! Она злилась, что обычный 
порядок был нарушен. Она твердо решила отомстить и в ближайший же день 
подсунуть суперинтенденту какого-нибудь посетителя с пустяковой просьбой.
В комнате суперинтендента Джо Кинг начал разговор:
– Две недели назад я был у мистера Хавермана, и он нашел, что мои планы не 
имеют шансов на осуществление. Прежде чем отказаться от них, я решил поговорить 
с вами.
Суперинтендент легким движением руки выразил готовность слушать.
– Положение резервации тяжелое. – Стоунхорн говорил быстро, взволнованно, как 
говорил бы на его месте и всякий другой, долго вынашивающий свои мысли, чтобы 
не упустить единственной представившейся ему возможности высказать их. – У нас 
очень плохая земля, у нас много безработных, у нас много пьяниц, у нас очень 
мало воды, и она плохая, колодцев у нас тоже мало, и пользоваться грунтовыми 
водами мы не можем. Многие из нас скверно питаются и недоедают, много больных. 
Смертность, особенно среди детей, еще очень высока. Наши земли лежат в стороне 
от дорог, и это затрудняет развитие промышленности, да и предприниматели ваши 
не очень-то верят в индейцев-рабочих. Государство, гражданами и солдатами 
которого являемся мы, индейцы, ежегодно отдает миллионы, а может быть, и 
миллиарды, народам других континентов. Говорят, для того, чтобы помочь им в 
развитии хозяйства. А у нас на шее дорогостоящая администрация и деньги, 
которые мы получаем и которые нам всегда швыряют, как нищему подаяние, – это 
только цент по сравнению с долларом, уходящим за границу. Впрочем, и тем, что 
мы получаем, мы не можем сами распорядиться. Обсуждать ваши ошибки мы можем 
только за вашей спиной, потому что у нас нет возможности заставить вас 
выслушать наши требования. Мы лишены самостоятельности. А разве мы не люди?
– Мне знакомы все эти доводы, мистер Кинг, хотя до сих пор мне их столь 
односторонне и дерзко не подносили. Естественно, я могу вам возразить. Земли 
резерваций были большими, но их обитатели плохо хозяйничали: вместо того чтобы 
работать, они предавались горьким мечтам; вместо того чтобы на ренту прокормить 
своих детей, они пропивали ее. Об этом вы могли бы и сами рассказать. Они 
пытались не пускать сыновей и дочерей своих в школу, и нам пришлось доставлять 
детей с помощью полиции. Это вам известно достаточно хорошо. Вы, индейцы, 
наконец, стали продавать белым землю, и эта земля – лучшая земля – потеряна для 
резерваций. Мы построили школы – ваша собственная жена получает прекрасное 
образование, – мы построили больницу, построили дом для престарелых. Мы платим 
учителям, платим врачам, медицинским сестрам. Индейцы резерваций не облагаются 
налогом, а потерявшие работу получают пособие по безработице. Кто хочет – может 
покинуть резервацию. Квалифицированный рабочий в нашей стране повсюду 
заработает на хлеб.
Джо Кинг встал.
– Да, мы слишком долго мечтали, – это правда. Вы отобрали у нас земли и 
назначили нам ренту, – это был плохой обмен. Когда у нас уже не было оружия, вы 
отторгли от нас еще больше земли. Каждой семье вы оставили столько земли, что 
на ней не прокормишь и половины коровы… теперь вы удивляетесь, что стали 
продавать землю и пьянствовать, пьянствовать для того, чтобы снова мечтать. Мы 
можем уходить… говорите вы… да, мы можем покинуть последние жалкие клочки земли 
наших предков… можем, но не хотим. Наш народ сохранился, несмотря на ваши 
резервации, несмотря на то, что мы пережили в этих резервациях на протяжении 
ста лет. Некоторые уходят, но ядро остается. Мы хотим, чтобы наша резервация 
стала землей для людей… или, может быть, поменяетесь? Поселите нас в ваших 
домах, где есть вода, и сады, и улицы… и переберетесь в наши хижины, в которых 
мы не можем как следует умыться, потому что воды не хватает даже напоить детей?
Наступила пауза.
– Вы же пришли не упрекать меня, а хотели предложить что-то.
– Предоставьте нашему совету племени свободу действий, чтобы у нас появилось 
желание работать. Дайте возможность обмениваться опытом с другими резервациями. 
Выделите нам хоть немного денег из тех, что посылаете в Африку и Азию, на 
колодцы и водоснабжение. Тогда мы смогли бы кроме крупного рогатого скота 
завести овец и коз, могли бы разводить коней и бизонов. Мы могли бы поднять 
художественные промыслы, привлечь туристов, заняться спортом.
– Да, конечно. Где и как хотели бы вы начать все это? Это зависит только от вас.
 Для того и мы тут, чтобы помочь вашим начинаниям.
Джо Кинг долго молча смотрел на суперинтендента исподлобья, вызывающе. И так 
как Холи не собирался продолжать, заговорил:
– Да, это зависит от нас, от нас – дикарей, от нас – лишенных самостоятельности,
 от нас – потерпевших поражение, от нас – ограбленных. И у нас нет миллионов, 
они за сто лет истрачены на наших надзирателей и опекунов, и сколько еще будет 
истрачено. Гуд бай
– Подождите, Кинг. Прежде чем я скажу вам «гуд бай», заметьте себе следующее: 
за последние семь лет в тюрьмах и среди бандитов вы провели времени больше, чем 
в резервации. Вы не имеете морального права отрицательно отзываться о 
самоотверженной работе поколений администраторов. Поработайте сначала сами.
Снисходительное осуждение отразилось на лице Джо Кинга. И это было 
суперинтенденту досаднее, чем то, что за индейцем осталось последнее слово.
– Сэр, мне выносили приговоры и ошибочные приговоры, в ваших тюрьмах я отсидел 
больше, чем заслуживали мои преступления. Но на то, что случилось с моим