– Хотите вы что-нибудь сказать?
Джо Кинг молчал.
– Мы думали, что вы не будете нарушать законов. У вас молодая жена… но что 
толку для вас в словах или в помощи! До сего времени – ничего. И снова к вам 
проявлено незаслуженное снисхождение, просто невероятно мягким наказанием 
отделались. Возьмите вы наконец себя в руки, усердно работайте.
Джо Кинг молчал.
– Можете идти.
Джо Кинг повернулся и вышел.
Его встретила Квини. Она приехала не в кабриолете, а на карем. Она сказала:
– На той стороне у Фрэнка Морнинг Стара в гараже Пегий и кобыла.
Джо тоже ничего не ответил на это, но пошел с Квини к новым индейским домам. В 
гараже около дома Фрэнка стояли оба животных, невредимых, в неплохом состоянии.
Пегий приветствовал Джо всеми знаками задорной радости: топал копытами, фыркал, 
пританцовывал – и нашел все же какой-то отклик. Джо вывел обоих лошадей наружу. 
Так как у Квини был карий, Джо вскочил на Пегого и повел кобылу в поводу.
Так оба и начали путь домой, не проронив больше ни слова.
К вечеру они приехали.
Стоунхорн позаботился о лошадях. Воды Квини наносила достаточно, и она купила 
много мяса. Теперь она жарила его на печке, а муж все осматривал.
Первое, на что он обратил внимание, были ружье и пистолет.
– Я думаю, этого больше не должно быть тут, а?
– Это мое оружие, Стоунхорн. Еще нет предписания, что я должна сдать свое 
оружие.
Он слегка усмехнулся, но это была невеселая усмешка.
– Твоя кобыла околела. Жаль животное. Она была жеребая.
У Квини на глазах выступили слезы.
– Вот, теперь реветь. Тут уж ничем не поможешь. Что хочет этот малый за Пегого 
и за вторую кобылу? За стоимость корма и доставки? И вообще, кто поймал 
животных?
– Я не знаю, Джо.
– Странная вещь. Ну да, червяк из яблока еще выползет. Ты знаешь, что говорят 
тут о Гарольде Буте?
– Да. Подлец.
– Ты того же мнения о нем? Об этом честном человеке!
– Я того же мнения, Джо.
– Ты выбрала себе не того мужа, Квини. С Бутом бы у тебя пошло лучше.
– Фу, Джо, не издевайся ты надо мной. Ты бы тоже мог жениться на Мэри и был бы 
теперь зажиточным ранчеро с колодцем.
Они поели. Стоунхорн был голоден и ел быстро, но без радости, а потом, казалось,
 у него возникла какая-то боль, в которой он не хотел признаться.
Ночью на постели Квини снова почувствовала рядом с собой человека, которого она 
так долго и в таком отчаянии ждала. Она положила голову на его плечо, как в ту 
первую ночь в прерии, и он понял, что она рядом с ним чувствует себя в 
безопасности, что было для него неожиданным. Дважды Квини с криком вскакивала 
во сне, потому что ей снилось, что ее мужа больше нет рядом с ней.
Следующий день был субботой. Квини поэтому не надо было идти в школу. Она долго 
спала. Проснувшись, она обнаружила, что в постели одна. Дверь была немного 
приоткрыта. Она надела только свое зеленое платье, хотя в эти осенние дни было 
уже достаточно холодно, и выскользнула босиком на улицу.
Стоунхорн стоял неподалеку от дома вполоборота к загону и смотрел на лошадей. 
Он не заметил ее, и она видела, что у него на глазах слезы.
Она уселась на траву тут же, где остановилась. И он тоже наверняка не заметил 
этого движения.
Стоунхорн долго еще оставался на месте, потом пошел к карему, который 
приветствовал его.
Оба этих первых дня их совместной жизни и последующие дни, когда Квини уже 
пошла в школу, Джо работал. Он освободил Квини от доставки воды, брал карего из 
загона и осторожно ехал далеко на ручей, в котором снова было немного воды. 
Ничто иное его не интересовало: ни визит юных друзей, о котором Квини 
рассказала ему, ни деньги, которые она заработала, ни картина, которую она 
собиралась нарисовать, ни забота Эйви о карем, ни технический доклад о 
перспективах бурения колодца в расположении ранчо, который он должен был 
оплатить. А разговоры о Гарольде Буте, его нынешнее местопребывание – об этом 
он был хорошо осведомлен. Однажды воскресным утром Квини пустила своих четырех 
разжиревших и отяжелевших кроликов на луг наверху у сосен пастись и стерегла их 
с прутом. Джо с карим собрался на пастбище, но задержался, чего обычно не делал,
 и вдруг заговорил:
– Мы подрались. Несколько голодных, несколько пьяных, а кто-то был и голоден, и 
пьян. Нас обругали. Я должен был помочь нашим. Приговор мне действительно был 
мягким. Я уже прикинул, что мне грозили годы, а они дали месяцы.
Квини провела рукой по глазам.
– И хорошо, что ты об этом ничего не знала. Теперь, через три недели, они 
выпустили меня, дали испытательный срок. Это прямо необъяснимо. Они без единого 
слова зачли мне в оправдание то, что, хотя четверым полицейским в конце концов 
удалось избить меня даже более жестоко, чем это у них принято, я не стал на них 
жаловаться. Кроме того, я взял на себя кое-что из того, в чем можно было 
обвинить других.
– Тот больной юноша, который был здесь, сказал:» Джо держал себя как вождь «.