Джим страшно разволновался, но, услыхав про склянки, немножко успокоился, 
покачал головой и сказал:

– Масса Том, нам не купить столько склянок. Даже королю – и то столько не 
купить. Давайте лучше не будем забирать всю пустыню, масса Том, ведь эти 
склянки нас вконец разорят, уж это точно.

Том тоже притих; я думал – из-за склянок, но оказалось, что нет. Сидел он, 
размышляя про себя, и все грустнее и грустнее становился. Наконец он сказал:

– Ничего у нас не выйдет, ребята. Придется нам это дело бросить.

– Да почему же, Том?

– Из-за пошлин. Когда ты пересекаешь границу какой-нибудь страны, там всегда 
находится таможня. Приходят чиновники, роются в твоих вещах и облагают их 
огромной пошлиной. Они говорят, что таков их долг. Понимаешь, это их долг 
обобрать тебя до нитки, если только можно, а если ты не заплатишь пошлину, то 
они сцапают твой песок. Они называют это конфискацией, а на самом деле просто 
возьмут да и сцапают. Если мы повезем этот песок в ту сторону, куда мы сейчас 
едем, нам придется то и дело перелезать изгороди, одну границу за другой Египет,
 Аравия, Индия и так далее, – покуда мы совсем из сил не выбьемся, и все они 
будут тянуть с нас пошлину. Теперь ты понял, что нам этой дорогой не проехать?

– Да к чему все это. Том? – говорю я. – Ведь мы можем просто пролететь над 
всеми ихними границами – и все тут. Им ведь нас ни за что не остановить.

Посмотрел он на меня с грустью, да и говорит серьезным таким голосом:

– По-твоему, это честно будет, Гек Финн?

Ненавижу я, когда меня вот так перебивают! Я на это ничего не ответил, а Том 
продолжал:

– Другой путь нам тоже отрезан. Если мы вернемся той же дорогой, какой приехали,
 то угодим прямо на нью-йоркскую таможню, а она хуже их всех, вместе взятых, – 
и все из-за нашего груза.

– Почему?

– Да потому, что в Америке сахарский песок не разводят, а когда в Америке 
какую-нибудь вещь не разводят, то надо платить миллион четыреста тысяч 
процентов, если ты хочешь ввезти ее в Америку оттуда, где ее разводят..

– Не вижу в этом никакого смысла. Том.

– А кто же видит? Зачем ты мне это говоришь, Гек Финн? Ты подожди, пока я скажу,
 что вижу в этом смысл, а уж после ругай меня за это.

– Ладно, считай, что я заплакал и извинился. Ну а дальше-то что?

Джим говорит:

– Масса Том, они как эту пошлину берут, за всё, что в Америке не разводят, и 
никакой разницы для них нету?

– Вот именно.

– Масса Том, есть ли на свете что-нибудь дороже благословения божия?

– Ясно, что нету.

– Священник – он ведь стоит на кафедре и просит, чтоб на людей снизошло 
благословение божие, верно?

– Верно.

– Откуда оно снисходит, благословение-то?

– Ясно откуда-с небес.

– Да, сэр, вы в самую точку попали, голубчик. Оно снисходит с небес, а небеса – 
это ведь заграница. Ну вот, а за это благословение они тоже пошлину берут?

– Нет, не берут.

– Понятно, не берут. И, значит, выходит, что вы ошиблись, масса Том. Не станут 
же они брать пошлину за всякий хлам вроде песка, который никому не нужен, раз 
не берут ее за самые лучшие вещи, без которых никто обойтись не может.