|
– Ну, что ты теперь скажешь, Том Сойер?
– Ничего. Никакого озера там нет.
– Не говорите так, масса Том, – сказал Джим, – мне просто страшно слушать. Это
у вас от жары да от жажды в голове помутилось, масса Том. Ох, и какое же оно
красивое! Мне просто невтерпеж, до того пить хочется.
– Придется тебе обождать. Хотя жди не жди – все одно. Ведь говорят же тебе, что
никакого озера там нет.
– Джим, ты только не спускай глаз с озера, – говорю я.
– Да неужто ж я их спущу, милок, дай тебе бог здоровья.
Мы понеслись к озеру, и хотя миля за милей оставались позади, мы ни на дюйм не
приближались к нему, – и вдруг оно снова исчезло! Джим зашатался и чуть не упал.
Когда он смог разговаривать, он сказал, ловя воздух ртом, как рыба:
– Масса Том, это дух, вот что это такое, и дай бог, чтоб мы его больше не
увидели. Озеро там было, да только что-то случилось, и оно померло, и мы видели
его дух, мы два раза его видели, и уж это вернее верного. Тут, в пустыне,
водятся привидения, это уж точно. О масса Том, давайте отсюда выбираться! Я
лучше помру, чем останусь тут ночью, когда дух этого озера станет шататься
вокруг нас, а мы во сне и не узнаем, какая нам опасность грозит.
– Дух! Эх ты, осел несчастный! Да это просто воздух и жажда, склеенные вместе
воображением человека. Если б я… Дай-ка сюда подзорную трубу!
Том схватил трубу и стал глядеть направо.
– Вот стая птиц, – сказал он. – Уже вечереет, и они движутся наперерез нам. Они
зря не полетят – скорее всего, летят кормиться где-нибудь у воды. Право руля!
Ниже! Так держать!
Мы сбавили ход, чтобы не перегонять птиц, и понеслись за ними следом, держась
примерно в четверти мили от стаи. Часа через полтора мы сильно приуныли, а
жажда до того нас замучила, что и вовсе невмоготу стало. Вдруг Том сказал:
– Пусть кто-нибудь из вас возьмет подзорную трубу и поглядит, что там впереди
виднеется.
Джим взял трубу, глянул в нее, да как рухнет на ящик – ему худо сделалось. Чуть
не плача, он произнес:
– Опять оно, масса Том, это опять оно! И теперь я непременно помру – так уж
всегда бывает, когда в третий раз привидение увидишь. Ох, и зачем я только на
этот шар полез!
Он не стал больше смотреть, да и я тоже испугался, услыхав такие слова. Ведь я
знал, что это правда, и потому мне тоже смотреть не хотелось. Мы с Джимом стали
умолять Тома повернуть и лететь куда-нибудь в другое место, но он ни за что не
соглашался и сказал, что мы оба тупые, суеверные болваны. Ох, и попадется же он
в лапы к привидению, если будет так оскорблять всю их братию, сказал я про себя.
Они, может, еще немножко потерпят, но не станут же они терпеть вечно. Всякому,
кто хоть что-нибудь смыслит в привидениях, известно, как легко их обидеть и
какие они злопамятные.
Все было тихо и спокойно; мы с Джимом помирали со страху, а Том занимался делом.
Вдруг он останавливает шар и говорит:
– Ну, вставайте и глядите, остолопы несчастные! Тут мы увидели, что под нами
вода – настоящая, прозрачная, голубая, глубокая вода! – и легкий ветерок
колышет на ней волны. В жизни я ничего лучше не видывал! А кругом зеленые
берега, и цветы, и тенистые рощи высоких деревьев, переплетенных виноградными
лозами; и все такое тихое, мирное и уютное, – прямо плакать хочется от радости,
что такую красоту видишь.
Джим – тот и в самом деле заплакал, закричал и заплясал, просто чуть не
рехнулся от счастья. Наступила моя вахта, так что я остался при механизмах, а
Том с Джимом спустились вниз и выпили по бочке воды каждый и мне тоже принесли
напиться. Да, много вкусных вещей перепробовал я на своем веку, но где им с
этой водой сравняться! Потом они снова спустились вниз и искупались, а после
Том сменил меня, и тогда мы с Джимом пошли купаться, а потом Джим сменил Тома,
и мы с Томом принялись бегать наперегонки и бороться, и мне еще ни разу в жизни
так хорошо не было. Погода была не особенно жаркая – дело шло к вечеру, да к
тому же мы были совсем голые. Одежда – она только в школе, в городе да, может,
еще на балах требуется, ту, а там, где никакой цивилизации и прочих докучных
неприятностей не водится, она и вовсе ни к чему.
|
|